Сначала мы часто переписывались, реже голосовыми, ещё реже перезванивались. У меня много разных дел, надо дожать кредит. Уборка осенью всегда тяжелая, люди всё лето не убирались, везде грязь, пыль, по углам на потолках паутина. И это в городских квартирах! А ещё учёба. Антоний работал менеджером в ресторане два через два. Сначала описывал всё подробно, как что, что и как. А потом всё реже и реже писал. В ноябре он перестал звонить, звонила иногда я. Я поделилась радостью – мы, наконец, выплатили кредит. Но почувствовала: он не рад, ему всё равно. По привычке я продолжала убираться, глупо лишаться постоянных клиентов. В принципе, на дачу по-прежнему нужны были деньги – теперь бабушка собиралась ставить новый дом, дача – это бесконечная история с вложением денег, но тут хотя бы по желанию, нет этой кабалы с ипотекой. Я ложусь спать обычно в двенадцать, у Антония в это время самый разгар работы. В будние дни, он писал, посетителей мало, могло и не быть совсем. Я стала звонить ему в будни. Не отвечал. Но я настырная. Я хотела услышать его голос, а не голосовые. Дозвонилась. Разговор не задался, не клеился совсем. Я сказала ему: я волнуюсь, как ты. Он ответил: да всё нормально, всё как всегда. Вроде бы ему неудобно говорить, но почему-то сказать мне об этом он не хотел. Больше я не звонила, и он не звонил. Потом он перестал отвечать на голосовые, отвечал в переписке. К новому году и переписка заглохла. Он даже не поздравил меня с наступающим. Я ему написала. Но он не ответил. Это что-нибудь да значило. Я успокаивала себя − много работы под эн-гэ. У меня перед новым годом тоже много работы, а ещё зачёты не за горами, надо было готовиться. Я думала: ну зашивается, там у них сцена, выступления, он мучился с этими артистами и аниматорами, они все чсв-шные. Но вот позади старый новый год. Я сдала зачёты, некоторые на тройки, экзамены тоже на «уд», и меня сняли со стипендии, теперь это было не принципиально, но всё равно я расстроилась. Со старым новым годом я его снова поздравила сама. Написала длинное письмо, как прошла зачётная неделя, как прошла сессия, поныла, что без степухи – он прочитал и не ответил.
Я припомнила наши с бабушкой разговоры, когда я приезжала вся такая нереально счастливая. Дня не проходило, чтобы бабушка не обозвала меня разными нехорошими словами. Но я не обижалась. Бабушка волновалась за меня. Она так и сказала однажды, когда я приехала совсем неприлично счастливая и даже не подумала закрыть на ночь парники, а просто села на лавке перед грунтовыми огурцами и стала смотреть на огурцы.
− Не особенно расстраивайся, когда он тебя бросит.
− И когда он меня бросит? – Мне тогда было смешно: Антоний меня никогда не бросит!
− Не бросит, а охладеет.
− Он не охладеет, бабушка. Ты не представляешь, что это за парень.
− Ну телефон он у тебя скоммуниздил.
− Бабушка…
− И не оправдывай его. Взял на душу грех.
Если бы бабушка знала, какой грех на душу взяла я и сколько я за это получила в денежном эквиваленте!
Оставалось три дня до конца каникул. И я поехала к бабушке, на дачу. Я написала ему о том, что приеду в Мирошев – тишина.
Я была благодарна бабушке – она не спрашивала о нём. Она и родителям не рассказала о моих похождениях-приключениях. В первую ночь, под треск отходов мебельного производства в печке я думала, как быть. Я не находила ответ на вопрос: почему он читал все мои сообщения и – молчал. Я пыталась припомнить, когда он мной был недоволен. Антонию не нравилось, что два раза я встречалась с покупателями нашей продукции. Да мне и самой не нравилось. Но любовь любовью, а без продаж у бабушки портилось настроение. Любимая присказка её была: я не доживу до погашения кредита. Сейчас бабушка выговаривала, скольких литров вина мы лишились из-за того, что я лето красное пропела. Я ненавидела эту басню в школе. Трудяга муравей – хам обыкновенный, никому никогда не поможет, жалко, что ли, пустить несчастную стрекозу? В детстве мне хотелось петь и танцевать как стрекоза, радоваться, и кайфовать, но пришлось стать ненавистным муравьём… Я снова написала – он не ответил, я ещё раз написала − он конечно же прочитал и не ответил.
Утром бабушка присмотрелась ко мне, потом сняла очки и посмотрела прищурившись:
− Всё сохнешь?
Что я могла сказать? Я ничего не могла объяснить.
− Брось. Все проблемы остались в прошлом году. Лично я в прекрасном настроении.
− Я просто убита горем, бабушка: он меня, кажется, бросил.
− Хорошо, что ты это понимаешь.
− Но если бы только это. Тут много всего другого, кроме отношений, очень много. Этот Староверов, его отец, он как паук, он опутал всё.
− Пусть всё будет, так как есть, – посоветовала бабушка. − Всё что тебе осталось это вспоминать, и ждать, и надеяться. – Я поняла, что бабушка тоже переживает сильно.