− Скоро фонари начнутся. Всё ок, − радовался Савва. А я смотрел на небо, оно не стесняясь открывало новый день, вязкое чёрное неприятное, подлое позади – от него остался тонкий шлейф горечи и обиды… Обиды навсегда!
Савва затормозил и сказал мне садиться за руль. Я покорно сел и решил гнать, что есть мочи, чтобы вернуться в город, в родной любимы город и больше никогда в жизни не выезжать.
Мы неслись, я заметил фары в самом далеке, в самом дальнем далеке. И это была уже не игра. Кто-то мчался за нами.
− Дан! Так ты рили отпугнул их? – вождение успокоило, у меня не осталось сил на страх, и я спросил почти спокойно.
− А ты думал мы дебилы? – спросил Савва и открыл окно.
− Как ты собрался палить, ковбой? – я решил отомстить хот так. – Данёк-то худой, а мы с тобой жиробасы.
− Повылезали ведроиды! – ругался Савва. – Как бы не пристрелить.
Я больше не отвечал. Я молча вёл. Гнал изо всех поршевых сил.
Утро приближалось немуолимо и вёдра попадались всё тупее – не уступали, мне приходилось сбрасывать перед обгоном, обгонял по встречке. Мотоциклист нас всё-таки достал. Манёвренность бехи победила скорость порша. Мотоциклист в светящихся перчатках. Он летел рядом с окном Саввы как привязанный, он выталкивал нас на встречку. Обогнал, нёсся перед нами, занимая всю полосу, так ещё и виляя.
− Смертник, − озадаченно процедил Савва.
У Саввы зазвонил телефон.
Савва взял телефон с торпеды.
Я смотрел вперёд и не видел, что там слева, с мотиком. Звонил Жорыч.
− Как там, Савва? Сон дурной увидел.
− Плохо! Нас ведут! – заорал Дан.
− Пасут, − сказал Савва. – Едут за нами. То есть уже перед нами.
− Кто?
− Бешеный мотик. Бэха.
− Осторожнее, Савва. По-тихому. Я звоню в ГИБДД.
Я сидел и от недоумения почти онемел от торжества. Мотоциклист отрывался. Поиграл и бросил! Я смотрел в небо, в горизонт, убегала от нас бэха с уникальной вилкой – вилкой для длинных путешествий, чтобы руки не затекали. Свет перчаток почти пропал в предутреннем мраке…
− Ты видел? Видел?! – торжествовал Савва. – Это я его пугнул. Пальнул в спину – он и испугался.
Я не слышал ни хлопков, не видел вспышек, решил Савва врёт, выдумывает.
Рассвет тут, на месте. Скорее бы краешек солнца! Солнце как спасение от ночных кошмаров. Но куда там. Небо светлело еле-еле… Август не июнь.
И тут машину толкнуло.
Я даже не понял, что произошло. Машину повело, накренило. Савва закричал: «А-ааа!» Я увидел тень − летучий голландец без включённых фар. Сильный рывок влево. Удар правее меня. Дальше треск. Подскакивания, удар мне под ноги, ноги как бы вжались в меня, мои ноги, им стало совсем тесно; впечатление − падаю, подо мной стало мягко – сработала подушка безопасности; и снова удар, какие-то вспышки. Резкая боль, в затылок как гвоздь вбили, и всё вокруг пропало.
Глава десятая. После катастрофы
Я очнулся, открыл глаза. Темно как на последней моей дороге. Кто-то (или что-то) коснулся моей руки, я услышал мужской гортанный голос:
− Антоний! – странные интонации. Я помнил: мы ехали на машине и столкнулись. Боль помнил, что меня куда-то тащили, помнил. Я стал шевелиться, проверяя на месте ли руги и ноги, пытался повернуться, крутить головой – жёсткая боль в голову.
− Где я? – сказал я, еле подбирая слова. – Почему так темно?
Мужчина с кем-то говорил не по-русски и не по-английски. Да это же наверное мамин муж. Она вышла замуж на днях…
− Какое сегодня число? – спросил я.
− Счас, Антоний, счас, − сильный акцент.
Раздались какие-то звуки, кто-то где-то ходил. Я пошевелился и потрогал голову – она была бинтах. Затылок ныл, там что-то колотилось, пульсировало.
Лежал как в бездне, услышал мамин голос.
− Мама! – я заплакал. Уж очень страшно было лежать в темноте.
− Антоний! – мама меня обняла: её запах, её волосы…
− Мама! Включи свет…
− Ты меня не видишь? – осторожный голос мамы.
− Нет.
− Как? Совсем? А лампу?
− Нет.
Я услышал вздох и нордически-спокойный третий голос:
− Не волнуйтесь, я предупреждал.
− Что такое? Я ослеп?
− Нет, нет Антоний. У тебя травма затылочной области. Но зрительные центры почти не задеты. Мы делали МРТ. Постепенно зрение должно вернуться.
***
Не буду подробно рассказывать о том, как я не видел, только слышал. Спокойный голос обещал, что зрение вернётся. Эти спокойные голоса! Сколько их я переслушал за последующие месяцы слепоты. Перевязки, перевязки, перевязки… Меня куда-то тащили, куда-то возили, кормили, обслуживали. Жуткое состояние, пограничное состояние, вне времени, вне пространства. И так – до суда.