Тайный покупатель

Очнувшись, я не сразу сообразил, что левая рука сломана – я же шевелил руками, но оказалось, что я поднимал всё правую руку, а левая лежала с дощечкой, то есть лангеткой. Сказали − сотрясение мозга, немного порезана голова, просто зашили. Над бровью, на затылке, и ещё где то, на плече и лопатке. Я ещё успел подумать: хорошо, что я по офисной привычке достаточно коротко всегда стригусь не то что Дан, он-то отрастил волосья и собирает их в хвост. Я сразу стал осваиваться, как только голова стала меньше болеть, а кружилась или не кружилась, я не понимал – я же ничего не видел. Я лежал ещё неделю, потихоньку стал подниматься, ходить на ощупь. Сняли гипс. Рука похудела, осунулась − на ощупь мне так казалось.

На ощупь – я стал осваиваться. Как крот, выходил с помощниками в больничный парк. Удивительно: но я чувствовал жалость к себе поводырей, по интонациям, по разговору, по молчаливым паузам. Дни и ночи смешались. Мама… Всего три дня не омрачённого ничем семейного счастья. Но мне не было её жалко, вот вообще. Анализируя ситуацию постфактум, я пришёл к выводу, что всё покатилось окончательно в тартарары, когда она решила поехать отдохнуть в эту её Италию. В моей жизни было всего три недели счастья, и ничего, не плачу, мама же счастлива до сих пор, ну я ей подпортил кончено же любовь.

Мама первая всполошилась, забила тревогу – я же не ответил ей на вечернее сообщение в тот роковой понедельник. Ах да: я ж был не в духе. Она стала нервничать, что я не отвечаю, позвонила утром соседке. Но наша милейшая отзывчивая соседка тоже ничего не знала, позвонила в нашу квартиру, но ей никто не ответил. Тогда мама забеспокоилась не на шутку и позвонила Староверову. Он обещал узнать, и в тот же день сообщил маме об аварии. Мама вылетела ближайшим рейсом, а её муж – как только смог. Пока мама не приехала, то есть больше суток, рядом со мной находился Староверов, он дежурил в реанимации. Там меня держали в сонном состоянии, я ничего не помнил. В палате действие медицинской наркоты закончилось, я принимал обезболивающее и ещё разные лекарства. То есть был в сознании. Я спрашивал у всех, кто входил ко мне: где мои друзья. Медсёстры, санитарки, врачи – у всех спрашивал. Тёзка Антонио (а мужа мамы звали именно так!) как-то невнятно отвечал, оправдываясь, что, мол, плохо знает русский язык, но именно по его ответу, по тому, как резко он перешёл на итальянский, я понял: дело плохо.

Мучился неведением я недолго. В парк на прогулку пришёл следователь и сообщил, что Савва погиб, а Дан выжил, он сейчас в Москве, в первой градской. Следователю я рассказал всё, что помнил, что катили по ночной дороге, что соревновались с мотоциклистом, я выехал на встречку, а там без включённых фар кажется машина. Следователь спросил:

− А зачем вы выехали на встречную полосу?

− Сзади был сильный толчок.

− Понятно, – скрип ручки о бумагу. Счастливый! Он может писать.

Следователь приходил ещё три раза, выяснял и спрашивал. В итоге мама наняла мне адвоката. Меня перевезли в Москву. Я жил с Антонио, не знаю где, на какой-то квартире. Мы с Антонио ездили по врачам, по каким-то светилам. Все говорили, что постепенно я должен начать видеть. И я действительно в Москве стал видеть солнце, потом какие-то силуэты на фоне окон, но всё в красном или жёлтом тоне. Были дни, когда снова не видел, а потом – улучшение. Адвокат приехал ко мне в Москву и сказал, что скоро суд, и что не надо никому говорить, что я что-то вижу, начинаю видеть.

− Почему? – спросил я.

− Гарантии не дают?

− Н-нет. Обнадёживают.

− Понимаешь, Антоний, − сказал адвокат. – Данила Муравьёв был в сознании во время аварии. Обвинение будет строиться на его показаниях. Муравьёв утверждает, что ты был за рулём постоянно. Он ничего не знает о толчке сзади, утверждает, что его не было. Ты как думаешь: что это был за толчок? Была ли позади машина? Что ты видел в зеркала?

− Н-не помню, − я пытался вспомнить и не мог. – Помню, я видел утренний рассвет и радовался, что мотоциклиста больше нет, радовался, что он улетел.

− Но Муравьёв утверждает, что мотоциклиста он отпугнул пистолетом. И он вас не обгонял.

− Как не обгонял! − возмутился я и схватился за голову – так пронзило резкой болью.

− Да. Он так говорит.

− Он не может так утверждать! Это враньё. Они сначала прикалывались. Я испугался. И потом в бардачке пистолет. Я и не знал, что газовый, я решил, что они меня убить хотят.

− Это была сигнальная ракетница. Неужели ты не заметил вспышки?

− Н-нет.

− Но хлопки-то слышал?

− Ветер гудел. Скорость…

− Я видел протоколы его допроса. (Адвокат представлял меня на следствии.) Скорее всего, тебе дадут небольшой условный срок, лучше, чтобы ты оставался незрячим на момент суда. У тебя подписка о невыезде, но если тяжёлый диагноз и инвалидность, ты сможешь выезжать в больницы как сейчас. И ещё… − адвокат замялся.

− Что?