Я стал искать на полках вазочки для варенья, но не нашёл, положил варенье в пластиковую мисочку.
− Михайло появился в конце девятнадцатого, как и загорская матрёшка. Если Звёздочкина знают все, то мастера Михайлова почти никто.
− О! Антоний! – абсолютно искренний возглас. − Экскурсоводом не пробовал?
Понятно. И этот в бан меня отправил. Все вокруг лицемерные твари, случись что, трясутся за себя и свою шкуру.
− Нет… не пробовал. Как вернулся в Мирошев, сразу в наш салон по вашему личному направлению.
Машина сварила кофе, я разлил в чашки девятнадцатого века, подал начальнику, бывшему начальнику, судя по тональности беседы.
− Кузнецов? – топ-менеджер сразу узнал кузнецовский фарфор. − Знаешь…
Не знаю и знать не хочу, хотелось мне сказать, но я молчал. Я только и делаю, что молчу, выскажешься − испортишь настроение, наживёшь врага.
− Знаешь: я бы рекомендовал тебе в экскурсоводы, филологическое образование, приятный вид, стал бы самым лучшим экскурсоводом. Язык знаешь?
− Угу. Но рассказывать лохам одно и то же − не айс.
− В салоне ты тоже одно и то же талдычишь.
− Товар один и тот же, а покупатель разный.
− Ну не знаю, не знаю, Антоний. Тебе видней.
− Это вам видней, вы начальник.
− Ну какой я начальник, − он заглотил кофе. – Уфф обожгло. Кайф.
− Я немного перца подсыпал. Нравится?
− Супер. Ты во всех делах и чтец, и жнец и на дуде игрец. Так о чём я гутарил-то?
Я смотрел внимательно на Валерия Яковлевича и чувствовал: он нервничает, ощущает себя неловко.
− Я такой же наёмный работник, как и ты. На совете директоров делегирован к тебе. Ты взял выходной, и вот я здесь, у тебя дома.
Как же он тянет время, думал я, и не пошлёшь же – в принципе он ничего плохого мне не делал.
− Я двадцать пять дней не брал выходной. Смена другая вышла из отпуска – вот я на выходных.
− Согласен, очень согласен. Но учёт надо было провести. – И он обжёгся вторым глотком. Специально он, что ли?
Откуда он всё знает? Неужели Геник слил? А больше некому. Или новая смена проверила… странно. Впрочем, ничего странного, камеры просмотрели, увидели и доложили. Но летом камеры никто не смотрит. Значит, смотрели, чтобы найти, к чему привязаться…
− Вот и беседуем мы с тобой тет-а-тет, а не под камерами. – (Мысли он читает что ли?) – Дожили, − продолжал главный. − Артистов они нанимают. Целый спектакль.
− Клиентка, уронившая телефон, − актриса сто процентов, а та которая в обмороке − непрофессионал. Геник её сразу раскусил.
− И чё по-серьёзке шлёпнулась?
− Вроде бы да.
− У трудовой инспекции претензии насчёт Евы этой на сносях. Из-за этого тебе придётся уйти, извини.
− Но я не при чём! Она сама хотела работать.
− За кадры в городе отвечаешь ты.
− Но все в отпуске.
− Твоя недоработка, Антоний. Больше нЕ к чему, они к беременной привязались. Она бумагу написала на компанию.
− Она в роддоме. Она ничего не соображает, ей сунули, она написала под диктовку.
− Без сомнения. Но, извини, Антоний, придётся расстаться. – Его лицо не выражало вообще ничего, окаменело.
Именно в тот момент я подумал, что Валерий Яковлевич не то чтобы странный, но подозрительный тип. Начальник. Ездит на байке. Приезжает ко мне на дом. Зачем? Можно уволить, написав сообщение.
− Завтра днём придёт зарплата и расчёт, − он встал, сложил руки, как японцы, поблагодарил наклоном − ещё один актёр.
− Ты прости, брат, что так вышло.
− Я вам не брат. – Я думал сказать или не сказать, что мой брат как раз вот и накропал эту лживую пасквилюшку, вонючий брат, смрадный брат, Иуда, Каин.
− Ну извини, извини, Антоний. Ты мне как брат. Я был железно спокоен, пока ты… Я честно метил тебя себе в замы. Со временем конечно, не сейчас. Ну и рекомендовал кое-кому из руководства. Но такая подстава. Конкуренты хотят нас обезглавить.
Он очень долго переобувался, зашнуровывал ботинки.
− Скажите, Валерий Яковлевич вы… говорили кому-нибудь о том, что хотите помочь моей карьере?
− На совете директоров.
− А ещё кто-нибудь мог это слышать? Извините, что выспрашиваю тайные сведения, но ведь это неспроста. Кто-то копает под меня, не под компанию.
− Подстава, а вот то, что раздули из мухи слона − случайность. Бывают, знаешь ли, Антоний, роковые случайности. Шёл, шёл и − труп.
− Да. Я читал об этом в книжке про голову профессора.
− Очень чёткая линейная теория, не находишь?
− Валерий Яковлевич! Почему бы не превратить слона обратно муху… почему? Я столько сделал в этом салоне, я готов заплатить штраф.
− Его у тебя и так вычтут из зарплаты. – И опять каменное лицо. Странное лицо. Лицо-маска, но не в том роде, что у Староверова. − Выручки подскочили втрое, Антоний, с учётом инфляции. Кое-кому это за десять лет не удаётся, а тебе за год. И это в не самом богатом городишке, Антоний. Мы благодарны тебе. Но увы… − Он явно торопился свалить, не хотел ни секунды больше находиться в моём обществе − черта обеспеченных занятых людей, они милые и воспитанные, пока им это надо. − Но я просто лицо, просто исполнитель. Извини, Антоний, как говорится. Трудовую тебе вышлют курьером. Она у нас. Окей? – Он встал и направился в прихожую, быстро шнуруя ботинки.