Тайный ребенок для безжалостного дона

— Небольшая проблема, — говорит Роман между поцелуями. — У меня нет с собой презерватива.

— Контроль над рождаемостью, — говорю я тихо.

Я приняла таблетку через несколько недель после рождения Кэсси, не желая снова рисковать.

Взгляд Романа на меня напряжен.

— Ты уверена?

— Если бы я не была уверена, то не стала бы спрашивать.

Он кусает мою нижнюю губу за этот комментарий. Затем он награждает меня, когда головка его члена дразнит меня при моем входе. Он смотрит на меня, в глубине его глаз что-то уязвимое.

— На этот раз это не ошибка, — говорит он тоном, не терпящим возражений.

— Это не ошибка, — обещаю я.

Весь его самоконтроль исчезает, когда он толкается внутрь. Я задыхаюсь, когда он меня растягивает.

— Как у нас дела на данный момент? — Роман бормочет.

— Еще, — задыхаюсь я.

Я чувствую его улыбку на своей шее, когда он толкает меня одним сильным толчком.

— О Боже.

Он длинный. Такой чертовски длинный, что я чувствую его повсюду.

— И как это ощущается? — спрашивает он.

— Идеально, — шепчу я.

— Нет, ты идеальна, — возражает он, целуя меня один раз, прежде чем ворваться в меня.

Опять и опять. Роман задает жестокий, уверенный темп, его рот скользит по моей шее, а рука поднимается и обхватывает мою грудь. Комната наполнена звуками шлепающихся тел, моими громкими стонами и тихими вздохами Романа. От каждого удара у меня сбивается дыхание.

— О боже, — говорю я, задыхаясь.

— Назови мое имя, Елена, — произносит он свои слова резким выпадом, попадающим в точку.

— Роман, — стону я.

Я хватаю его за плечо и откидываюсь назад с большей силой, встречая движение его бедер и погружая его глубже и сильнее. Я начинаю корчиться против него, мои руки сжимаются, когда я начинаю кончать.

Я выкрикиваю его имя, а мой оргазм обретает собственную жизнь. Сотрясение Земли — подходящее слово для этого. Я рада, что с нами в доме никого нет, потому что крик, который я издала, очень силен. Вид Романа надо мной, его темный взгляд, пристально сосредоточенный на мне, — самое сексуальное, что я когда-либо видела.

Он забирает мой рот, когда кончает, содрогаясь внутри меня. Роман практически падает на кровать рядом со мной, мы оба тяжело дыша. Он переворачивается на бок, встречаясь глазами с моими.

— Ты чертовски потрясающая, беда.

Я чувствую, что улыбаюсь, хотя мои веки тяжелеют. Лицо Романа то появляется, то исчезает из моего поля зрения. Последние несколько дней я плохо спала и засыпаю через пару секунд из-за усталости. Последнее, что я помню, это то, как Роман обнял меня и поцеловал в лоб.

Когда я просыпаюсь на следующее утро, его руки все еще обнимают меня. Я ухмыляюсь, как дурочка, глядя на его спящее лицо. Во время сна он восхитительно красив. Я никогда не чувствовала себя в большей безопасности, чем в его объятиях, и мне никогда не хочется уходить, но мой тяжелый мочевой пузырь зовет меня, требуя освобождения.

Я пытаюсь выскользнуть, но вместо этого он сжимает меня сильнее.

— Роман, — шепчу я, пытаясь его разбудить.

Его веки дёргаются, но он не открывает глаза. Я постукиваю его по щеке.

— Не мог бы ты убрать от меня свои огромные руки? Мне надо пописать.

Когда его губы дергаются, я прищуриваюсь.

— Роман!

Он стонет, слегка шевелится и, наконец, открывает глаза. Его губы растягиваются в легкой улыбке, когда он смотрит на меня.

— Привет.

— Доброе утро. Выпусти меня, — настойчиво говорю я.

Он закатывает глаза, прежде чем наконец раскрыть руки, и я выскальзываю из-за него, поднимаюсь на ноги и шлепаюсь через комнату к ванной. Когда я оглядываюсь на него, на его лице появляется довольная улыбка, когда он смотрит на мое обнаженное тело. Я бросаю на него взгляд, прежде чем отправиться в ванную.

Когда я возвращаюсь, Роман сидит на кровати, прислонившись спиной к изголовью. Я с улыбкой прыгаю обратно в кровать и приземляюсь к нему на колени. Он издает тихий стон и притягивает меня ближе.

— Хорошо спала? — спрашивает он, пробегая рукой по моим волосам.

— Лучше, чем у меня было за последнее время.

— Ах, да? Я тоже, — шепчет он, прежде чем прижаться губами к моим.

Я не уверена, как долго мы целуемся, но когда мы расстаемся, мы оба задыхаемся. Я провожу рукой по его груди, останавливаясь на конкретной татуировке, которая бросается в глаза. Я прослеживаю написанные там слова.

— Это на латыни, да?

Он кивает.

— Oderimt dum metuant, — прочитала я, видимо, неправильно произнося. — Что это значит?

— Пусть ненавидят, пока боятся, — переводит он, наклоняясь ближе, чтобы укусить меня за ухо.

Я хихикаю, отталкивая его назад.

— Это очень хорошие слова, по которым стоит жить, дон, — говорю я с сарказмом. — Но я не ненавижу тебя. И я не боюсь тебя.

— Я никогда не хотел, чтобы ты делала что-то из этого, детка. И ты никогда этого не сделаешь.

Я киваю в знак согласия, и он снова меня целует.

— Пожалуй, мне стоит пойти и приготовить нам завтрак, — говорю я, неохотно отстраняясь. — Мне нужен кто-то, на ком можно потренироваться.

Он выгибает бровь.

— Что ты подразумеваешь под практикой? Я думал, ты умеешь готовить.

— Я могу. Или, по крайней мере, скоро смогу.

Внезапно он выглядит очень обеспокоенным, заставляя меня смеяться.