Тайный рыцарь

Все это здорово напоминало Бурцеву их первую с Аделаидой ночевку в Силезском лесу. Ту самую, после нападения Казимировых лжетатар. Да уж, любо-дорого вспомнить беспокойную ночку со строптивой панночкой под боком.

Правда, тогда, помнится, шок у него был сильнейший от нежданного-негаданного путешествия во времени. И первая пролитая в прошлом кровь уже была. И планы какие-то — в том числе, и на эту прекрасную полячку, зябко жмущуюся сейчас к его плечу. И запах стоял вокруг совсем другой. Запах пробуждающейся жизни. Запах надежды. Здесь же — болотные миазмы кругом. Но куда хуже другое. И раньше ведь бегала от него вспыльчивая дочь Лешко Белого — еще как бегала! Но никогда не бежала к другому. А сегодня…

Неужто, все? Прошла любовь, и завяли-таки помидоры?

Что-то хрустнуло вдали. Аделаида вздрогнула. Бурцев успокаивающе погладил жену. Странная все-таки штука эта любовь-морковь. То так обернется, то этак… Вот взять сейчас хотя бы. Он девчонку эту любит — слов нет. Голову потерял, когда понял, что княжна в беде. И она тоже ведь не отстраняется, не ускользает из-под руки. Все вроде, как прежде. И не все…

Фридрих — ох уж этот Фридрих фон Берберг, туды ж его налево — никак не шел из головы. Значит, гнать нужно оттуда гада. Гнать в шею.

— Смотри, Вацлав, вон там! — вздрогнула Аделаида. — И там тоже!

В сгустившемся мраке среди размытых силуэтов кривых безлистных деревьев с когтистыми ветками-лапами замаячили, подрагивая, фосфорицирующие огоньки. Действительно, жутковатое зрелище.

— Что это? Лесные духи, коим поклоняются прусские язычники, или души грешников, не нашедшие упокоения?

Девушку трясло капитально.

— Не волнуйся, родная, — тихонько похлопал он ее по плечу. — Ничего страшного. Просто гнилушки светятся. На болотах такое бывает. Спи спокойно — я покараулю. И от духов тебя уберегу, и от грешников.

Видимо, она просто устала бояться. Дрожала-дрожала, да и забылась беспокойным сном. А во сне еще крепче прильнула к нему. Что ж, хотя бы в эту ночь злополучный вестфалец не будет стоять между ними. Ну, а потом… потом видно будет. Глядишь, и образуется все. Коли нет — Фридрих фон Берберг умрет.

Под теплым походным плащом они грелись теплом друг друга. И обнимали друг друга. Пусть не очень долго, пусть потому лишь, что среди топей и трясин обнимать больше было некого.

Глава 30

Из болот вышли после полудня. Дважды чуть не стали добычей трясины, но обошлось: тевтонский конь, чуя опасность, вовремя поворачивал и тянул людей прочь от гиблых мест. Никто его не понукал, никто даже не садился в седло. Огромный рыцарский жеребец и без того слишком тяжел для прогулок по топям.

Доверившись чутью животного, Бурцев останавливался и тщательно прощупывал дорогу кривым шестом всякий раз, как только коняга начинал упираться. Только когда под ногами перестало, наконец, чавкать и хлюпать, Бурцев усадил Аделаиду на коня. Сам шел рядом. Вдвоем в боевом седле с высокими луками кататься несподручно, что бы там ни пели менестрели о совместных романтических поездках рыцарей и вызволенных из плена прекрасных дам.

Княжна представления не имела, куда править, а потому просто отпустила поводья. Тоже правильно: лошадиный инстинкт и в лесу безошибочно выбирал самый удобный путь. Ни всадница, ни ее пеший спутник не разговаривали. Скверно было на душе, а в животе урчало. Жрать, сказать по чести, хотелось жутко. Но жалкие походные харчи — сухой кислый сыр, просо, да вяленую на степняцкий манер конину приходилось беречь. В погоню за женой Бурцев отправился налегке, не потрудившись, как следует, запастись провизией, а седельные сумки беглянки засосало ненасытное болото.

Уже совсем свечерело, когда трофейный конь вывел их к людям. Правда, к тем, дел с которыми иметь Бурцеву совсем не хотелось: лес заканчивался, и в просветах между деревьями замелькали сторожевые огни тевтонского замка. Умное животное нашло дорогу к родной конюшне, да только проку от этого… Бурцев схватил конягу под уздцы, потащил обратно в лес. Наездница даже не шелохнулась. Похоже, вымотанной, издерганной и голодной Аделаиде все уже было до фонаря.

Следовало убраться подальше от замковых стен, прежде чем стемнеет! Задыхаясь, с трудом переставляя ноги, он вел немецкого жеребца через сугробы, буреломы и непролазный кустарник, а потом… Потом идти вдруг как-то сразу стало легче. Деревья по-прежнему сплошной стеной возвышались справа и слева, но промеж них пролегала широкая просека без конца-краю. По такой даже сани и телеги пройдут беспрепятственно.

— Вацлав, это же дорога! — тихонько окликнула его Аделаида. — Орденская дорога.

А ведь в самом деле! Не княжеский тракт, конечно, но и не тайная тропа беженцев. Хорошо расчищенная просека, половинила лес, словно рубящий удар длинного прямого клинка.

— Интересно, куда она ведет? — заерзала в седле полячка.

— В Наревский замок, куда же еще. Там, должно быть, и обрывается. Замок-то поставлен недавно, значит, дальше пути нет.

— А если ехать из замка?