Тайный шифр художника

Ехал я с Большой Дмитровки, из отделения милиции, после беседы с капитаном Бочаровым, который наконец-то нашел время для встречи со мной. И через трое суток после смерти Угрюмого я наконец-то узнал, что произошло.

Смерть сочли некриминальной и никакого дела заводить не стали. Как уверял капитан Бочаров, произошел несчастный случай, и весьма распространенный – Угрюмый был пьян, уснул с сигаретой во рту, та упала на диван, и поролоновое покрытие загорелось. Вскрытие подтвердило наличие копоти в легких и алкоголя в крови. Согласно заключению экспертов, Угрюмый умер от отравления угарным газом. Дело было глубокой ночью, и пока жильцы соседней квартиры проснулись, пока поняли, что происходит, и вызвали пожарных, пока те приехали и потушили огонь, спасти Угрюмого уже не представлялось возможным. А так как и набивка дивана, и плед, которым укрылся Угрюмый, были синтетическими, то тело успело сильно обгореть. Однако лицо и одна рука пострадали меньше, и хозяева квартиры сумели опознать своего постояльца, а отпечатки пальцев не оставили сомнений, что погибший не кто иной, как дважды судимый Виссарион Иванович Усольцев.

Мне показалось странным, что при таком сильном возгорании мобильный телефон остался цел и невредим. Но капитан Бочаров объяснил это тем, что Угрюмый забыл сотовый на кухне. Двери были закрыты, и огонь туда не добрался. Такое, оказывается, тоже бывает.

Я сам удивился, насколько смерть Угрюмого поразила меня. Пока он был жив, я даже не задумывался, как, собственно, к нему отношусь. Какое-то время боялся, что он меня кинет или даже убьет. Потом, неожиданно быстро, стал больше ему доверять. И даже испытывать к нему что-то похожее на симпатию. Думаю, он мне тоже симпатизировал. Мы удивительно легко, несмотря на разницу в тридцать лет, перешли на «ты». Он был откровенен со мной, рассказывал мне о себе такие вещи, которыми, подозреваю, делился не с каждым встречным. А еще я, хоть сам себе в этом не признавался, в глубине души восхищался им. Угрюмый был воплощением того, что называют недавно появившимся словечком «крутой» – сильный, уверенный, авторитетный. Он всегда знал, что делать и, как мне казалось, мог бы найти выход из любой, самой проблемной ситуации. Рядом с ним я и сам чувствовал себя более уверенным, даже как будто защищенным. Он казался всемогущим и неуязвимым, как герои штатовских боевиков.

И вдруг выяснилось, что неуязвимости не существует. Жизнь, в отличие от стопроцентно предсказуемого Голливуда, способна преподносить самые неожиданные сюрпризы, и далеко не всегда они оказываются приятными. Смерти, которая может поджидать тебя за любым углом, совершенно наплевать, крутой ты или нет. Смерть неразборчива ни в целях, ни в средствах. И гибель Угрюмого это в очередной раз доказала. Это ж надо было так нелепо и не вовремя умереть!

Мне действительно было искренне, по-человечески жаль моего «партнера». И я не мог не думать о том, что его смерть положила конец и моему столь хорошо начавшемуся общению с Викой. Ведь я, стремясь набить себе цену в ее глазах, наплел ей, что работаю с заказчиком напрямую – и как теперь смогу все объяснить? «Знаете, Вика, с картинами ничего не получилось, но давайте будем встречаться просто так…» М-да… Представляю, что она обо мне подумает!.. А что, если самому связаться с фондом? Разыскать их адрес, написать письмо – так, мол, и так, слышал, что вы интересуетесь картинами Андрея Зеленцова, а у меня как раз есть несколько на примете… Можно попробовать. Вот только знать бы, где раздобыть координаты фонда. Я понятия не имел, как делаются такие вещи. Может, обратиться в Министерство культуры?

На работу я приехал уже после полудня и, едва войдя в здание, сразу же столкнулся с начальством. Ожидал очередного нагоняя за опоздание, но ошибся – едва увидев, шеф кинулся ко мне, как к внезапно обретенному блудному, но любимому сыну.

– Ты-то мне и нужен! – радостно возопил он. – Ты ведь у нас любишь к ментам в архив ездить? Во всяком случае, они тобой не нахвалятся, а тут у них как раз аврал. Поможешь коллегам в борьбе с теми, кто «кое-где у нас порой честно жить не хочет»?

Мне сейчас было все равно.

– К ментам, значит, к ментам. – Я пожал плечами. – Когда отправляться?

– Как-то ты вяло отреагировал, – поддел шеф. – Не слышу бодрости в голосе. Да прям завтра с утра и поезжай. Дорогу вроде как знаешь.

– Так точно, сэр! – рявкнул я, вытягиваясь в струнку и щелкая каблуками. Бодрости вам не хватает? Пожалуйста, не жалко. – Разрешите исполнять, сэр?

– Да не ори ты, – скривилось начальство. – Выполняй. И… это… Как будет посвободнее, можешь отгул взять за переработку.

Я только хмыкнул про себя. Нужны мне его отгулы! Мы и так приходили и уходили, когда вздумается, кое-кто из сотрудников ухитрялся, не увольняясь, на рынке торговать. А он – «отгулы»!

Но вслух я голосом наивного идиота радостно воскликнул:

– Спасибо, Василий Васильевич! Это будет очень кстати!