Тайный шифр художника

После целого дня беготни по архиву МВД я чувствовал себя ломовой лошадью, причем в буквальном смысле: ноги и спину ломило так, что хоть ложись да помирай. А уж поясница… Притом что я, хоть спортом никогда и не занимался, на здоровье тем не менее не жаловался. Видно, наследственность хорошая досталась.

Рабочее время закончилось, и я имел полное право отчалить домой с чувством выполненного долга, но воспользоваться этим правом не торопился. Слишком много накопилось вопросов, ответы на которые вполне могли найтись именно здесь.

Ужин в местной столовой – жареный хек с картофельным пюре – напомнил мне рацион детского сада. Только в улучшенном варианте – рыба была без малейшего намека на кости. И, кроме того, в детском саду не давали кофе, а тут он был, хотя и растворимый, но вполне приличный.

К вечеру здание милицейского архива накрыла тишина, казавшаяся особенно странной после дневной суеты. Покончив с основными рабочими делами, я, наконец, получил возможность заняться собственными. Сегодня вечером вновь дежурила пухленькая блондиночка Снежана, которая сразу меня узнала, приветливо заулыбалась и спросила, как идут дела в работе над моей книгой. Я и не сразу вспомнил, что прошлый раз наврал ей, будто пишу книгу о жертвах репрессий. Впрочем, Снежану, похоже, интересовала не книга, а ее автор, то есть я сам. И я слегка пофлиртовал с ней, не переходя, однако же, границ – Снежана была хоть и симпатичной, но не в моем вкусе. Мне нравились более стройные, более изящные девушки… Такие, как Вика Тамирхан, которую я теперь мог больше никогда и не увидеть.

Занявшись, наконец, «сбором материала для книги», я для начала поглядел в последних сводках, нет ли чего-нибудь интересного о смерти Угрюмого. Нет, ничего нового. Поджог не заподозрили, смерть признали некриминальной и дело не завели.

Дальше в моем мысленном списке следовало имя Андрея Зеленцова, и тут уже требовались не сводки, а старые архивы. Задача отыскать нужную папку оказалась совсем не простой, но с помощью Снежаны я справился.

Стягивающие папку тесемочки, изначально белые, порядком замусолились. На обложке чернели штемпели передачи дела по ведомствам – ничего необычного, кроме того, что дело двигалось по инстанциям довольно быстро. Впрочем, в пределах установленных сроков. Апелляции, судя по всему, не было, но это для того времени в порядке вещей. Я открыл папку, и первый же попавшийся на глаза документ оказался чертовски любопытным.

«Следователь Следственного отдела при УВД Тимирязевского района г. Москвы Акимов, рассмотрев жалобу граждан Маньковского, Махоркина, Покровского, а также материалы, переданные старшим следователем ОБХСС Козловым, постановил возбудить уголовное дело по статье…»

Итак, все-таки Маньковский. Вот чуяло мое сердце!.. Жалобы, равно как и другие материалы, были присовокуплены к делу, и я, конечно, тут же с ними ознакомился. Заявлений было три, написаны они были как под копирку и отличались только почерком и подписями:

«Довожу до вашего сведения, что известный мне гражданин Зеленцов Андрей Петрович, тысяча девятьсот сорок первого года рождения, является злостным тунеядцем. Не имея постоянного места работы и не стремясь его приобрести, Зеленцов проживает на нетрудовые доходы неустановленного характера, возможно, ведет религиозную пропаганду. В его комнате в коммунальной квартире по адресу: г. Москва, улица Всеволода Вишневского, дом такой-то, квартира такая-то, возможно, содержатся объекты культового характера (иконы) и религиозная литература». И дата-подпись.

Стоп. Я, конечно, не знаток Уголовного кодекса, но статья, указанная в уголовном деле, была намного серьезнее, чем обвинения, выдвигаемые Маньковским со товарищи. Она-то откуда взялась?

Так, так… А вот откуда.

«Протокол обыска по адресу проживания гр. Зеленцова, г. Москва…» и так далее. Часть текста подчеркнута: «В гардеробном шкафу, в левой одностворчатой части, под стопкой белья обнаружены и изъяты три банковских билета достоинством в десять рублей государственного образца и бланк облигации военного займа в одну тысячу рублей». Зачем-то еще выделено изъятие химического карандаша и набора цветных карандашей.

Заключение экспертной комиссии ОБХСС г. Москвы: «Облигация военного займа со сроком погашения в тысяча девятьсот семьдесят четвертом году является подлинной; банковские билеты достоинством в десять рублей с номерами такими-то являются подделками, выполненными с высоким качеством вручную с помощью простого химического карандаша, ГОСТ такой-то, и цветных карандашей «Искусство», ГОСТ такой-то».