Тайный сообщник

Остальное вам известно. Вы знаете, что я пытался говорить, но голос изменил мне; что, утратив власть над собой, я повернулся и опрометью кинулся за порог, а тайна осталась тайной. Вы знаете, что направили мне письмо с требованием либо дать удовлетворительное объяснение, либо отказаться от сотрудничества с журналом.

И вот, Каррьер, перед вами мое объяснение. Другого у меня нет. Тут все правда, до единого слова. Умоляю мне поверить, ведь, если вы откажетесь, я утрачу последнюю надежду. Вы, наверное, потребуете от меня краткий пересказ истории, которую я, как мне представлялось, вам послал.

Но, в довершение моих несчастий, в голове у меня абсолютная пустота. Я не помню ни формы, ни содержания. Я всячески старался восстановить в памяти хоть какую-то деталь, которая придала бы правдоподобие моим словам, но увы, все было бесполезно. Захоти я схитрить, можно было бы выдумать что-то взамен, но я не хочу. Я едва не совершил бесчестный поступок; собственно, я его совершил, но благодаря загадочному повороту судьбы это пятно снято с моей совести.

Поймите меня, Каррьер, а если не сможете, то по крайней мере проявите в этот раз снисхождение. Верьте мне, Каррьер, прошу вас, верьте. Пожалуйста, не медлите с ответом.

(Подпись) ГЕНРИ ТЕРЛОУ

2

(Записка Джорджа Каррьера, редактора «Лентяя», адресованная Генри Терлоу, писателю)

Ваше письмо получено. Как объяснение оно не стоит бумаги, на которой написано, но мы все здесь сошлись на том, что как рассказ это лучше всего, что вы до сих пор сочинили. Берем эту историю в рождественский номер. В конверт вложен чек на сто долларов.

Доусон предлагает отправить вас еще на месяц в горы Адирондак. Вы могли бы тем временем сочинить еще что-нибудь про упомянутый вами сон… что там такого происходило. Мне кажется, это плодотворная идея. Все затраты окупятся. Что вы на это скажете?

(Подпись) Неизменно ваш Дж. К.

Брэм Стокер 1847–1912 Крукенские пески

Мистер Артур Фернли Маркем, лондонский коммерсант, тот самый, что снял так называемый Красный дом близ деревушки Мэйнс-оф-Крукен, был кокни до мозга костей, а потому счел необходимым, раз он едет на лето отдыхать в Шотландию, запастись полным нарядом вождя шотландских горцев, точь-в-точь как на хромолитографиях и на сцене варьете. Как-то раз в мюзик-холле «Империя» он видел, как актер, выступавший под псевдонимом Великий Князь, – тот самый, что играл в «Короле-Буяне», – сорвал бурные аплодисменты зала в «Макслогане из Слогана» знаменитой шотландской песенкой «После хаггиса у всех пересохло в горле!». С тех пор яркий образ настоящего горского воина навеки запечатлелся в сердце мистера Маркема. И в самом деле, если бы удалось заглянуть в глубины души мистера Маркема, оказалось бы, что среди причин, по которым он решил поехать на лето в Абердиншир, на первом месте высится колоритная фигура Макслогана из Слогана. Так или иначе, судьба была к нему в высшей степени благосклонна – по крайней мере, в вопросах, касавшихся красоты внешней, – и подсказала ему остановить свой выбор на Крукенской бухте. Это очаровательное местечко между Абердином и Питерхедом, у подножия скалистого мыса, где в Северное море вклинивается цепочка высоких опасных рифов, которые здесь называют Шпоры. Между Шпорами и Мэйнс-оф-Крукен – деревушкой, с севера укрытой от ветра утесами, – лежит глубокая бухта в окружении множества поросших травой дюн, где кишмя кишат кролики. По обе стороны от бухты высятся скалы, и, когда на красную сиенитовую породу падают рассветные или закатные лучи, выходит очень красиво. Дно у бухты песчаное, ровное, вода в отлив отступает далеко, оставляя по себе гладкий плотный песок, на котором повсюду виднеются рыбацкие снасти на опорах: в бухте промышляют лосося. В одном конце бухты громоздятся несколько валунов, которые не заливает даже во время прилива – разве что в шторм, когда через них перекатываются зеленые волны. В отлив они оголяются донизу, и рядом с ними открывается, наверное, единственный в этой части восточного побережья участок зыбучих песков. Это полоса песка между валунами, которые покоятся на расстоянии футов пятьдесят друг от друга, но она, как и мели Гудвина, опасна только в часы прилива. Зыбун тянется в одну сторону до самого моря, а в другую – до высокого песчаного берега. На склоне холма, что вздымается за дюнами на полпути между Шпорами и Крукенским портом, и стоит Красный дом. Его кровля возвышается над пихтовым бором, окружающим дом с трех сторон, а обращенный к морю фасад полностью открыт. До самой подъездной дороги простирается ухоженный старомодный сад, а от нее в направлении берега вьется среди песчаных холмов заросший травой проселок, по которому вполне можно проехать в легком экипаже.