Тайный воин

У него была жестковатая северная помолвка, глаза светились нетерпеливым мальчишеским замыслом, а руки явно знали, как управляться с берёстой. Уж скальник в этом кое-что понимал.

Шегардай – город не маленький. Конечно, до славных столиц ему далеко, но кружал, чтобы доброму человеку выпить и закусить, в нём аж целых четыре. После удачных представлений, с приятной тяжестью в кошеле, Брекала с общниками неизменно обходил все. Выяснял, который хозяин лучше угадал пиво и где красивей служанки. Бывало, поздней ночью тянулись улицами к себе на Привоз-остров, распевая громкие песни. Поддерживали друг дружку, весело приветствовали поздних прохожих…

Сегодня всё было не так. Брекала прогнал от себя рожечника с понукалкой, словно они были чем виноваты. Швырнул в короб скомканный балахон. Прокрался задами, как тать какой…

Толкнул скрипучую дверь под облезлой вывеской с бараном и бочкой.

Засел один в самом дальнем углу, отвернувшись к стене.

Торжане, кончившие дела, неторопливо обсуждали удачи и неудачи минувшего дня. Благодарили покровителя-Змея, гладили бороды, запивали кто выручку, кто выучку.

– Ты, друже, ума не теряй, кошель береги…

– Кошель? Воришки небось надолго притихнут.

– Это верно, на кобылу никому не охота.

– А по мне, они таких надейчивых только и ждут.

Брекале разговоры купцов звучали беспечным лепетом детей, никогда не ведавших горя. Служанка живо расстелила перед ним столешник. За голый стол садиться – совсем себя не блюсти.

– Чего добрый господин подать велит?

– Пива. Покрепче которое.

– А кушать господин что будет? Уха добрая, греночки…

Кулаки сжались сами.

– Пива неси, говорю!

А ведь он выходил из-за полстины упаренный, опустошённый, но безмерно счастливый… Ему вновь удалось это. Люди окружили его скоморошню, они смотрели во все глаза и смеялись. Подталкивали один другого, теснились поближе, он видел в прорези их глаза. Видел – и гнал своих пятерушек по пути, подсказанному позорянами. Ощеулил над тем, чего народ подспудно боялся. Трудился людям на потешенье, всему свету на удивленье, себе на барыш…

Эти самые люди сегодня сказали ему: ступай, Брекала. Мы будем слушать другого.

– Санники теперь руки погреют.

– Правда, что ли, дворец намерились возродить?

– Работа великая. Скоренько только рушить, а строить…

– Да чтобы на прежний похож был.

– Царята всё равно не обманутся, не признают.

– Какое признают? Их дыбушатами из города увезли!

Скоморох отодвинул опустевшую кружку. Румяная служанка сразу принесла полную. Потом ещё. Пена стекала через край, впитывалась в столешник. Шипение пузырьков отдавалось безголосой песней пыжатки. Перед глазами стоял взгляд захожего парня, победный, ликующий, впрозелень голубой. Хотелось погасить этот взгляд. Омрачить страхом. Затопить чем угодно, даже болью и кровью…

Кружки были толстые, дешёвой работы, чтобы не очень жалеть, если побьются. Столешник – чистый, высушенный у печи, хотя изрядно потрёпанный. Служанка – кудрявая, полнотелая, не чуравшаяся объятий. Нечёсаный подстарок, угрюмо сгорбившийся в углу, очень мало напоминал всегдашнего Брекалу, разговорчивого и щедрого гостя. Добрая девушка подсела к нему, положила руку на плечо, хотела что-то сказать.

– Не до тебя! – замахнулся Брекала.

Она отшатнулась, с лица пропали ямочки-умилки. Торгованы смолкли, оглянулись: о чём раздор? Девушка молча встала, тряхнула головой, занялась другими гостями.

Пиво становилось всё горше с каждым глотком. И крепости в нём никакой не чувствовалось. Не приносило оно внутреннего смягчения, не развеивало обиды.

– Чтоб тебе глотку замкнуло и черви глаза выели, – сдувая пену с очередной кружки, бормотал проклятия пятерушечник. – Чтоб ты в щепку высох, сопляк. Чтоб тебе, как нынче Карману, на кобыле скакать, да не верхом…

Кружка вновь показала дно. Можно было хоть до завтра придумывать кары наглецу и мечтать: ужо сбудутся! Злые речи не отменяли случившегося, не исцеляли души. Ещё утром гордый Богобой отправлял Тарашечку воевать со злой ведьмой, намекая: умный поймёт. Теперь…

– Парнишка певун изрядный. Одно слово – Скворец!

– Ему голосом промышлять, а он смутился. Все деньги собрал бы.

– И соберёт ещё, если останется.

– Не останется, дядьку догонять побежал.

– У них в острожке небось и холя, и воля, и доля, раз так поёт весело.

– Может, ещё когда заглянет, послушаем.

У Брекалы поплыли перед глазами чёрные клочья, пиво поднялось к горлу. Он чуть не опрокинул скамью, швырнул на скатерть медяки, незряче устремился за дверь.

На улице было темно и моросил дождик. Брекала покинул в кружале шапку, но возвращаться не стал.

Подлый мальчишка за всю свою жизнь столько песен не выслушал, сколько он, Брекала, скоморошин сложил. Ну, высунулся один раз вперёд, о чём горевать? Пришёл незнамо откуда и туда же ушёл, а Брекала остался. Минует седмица – опять хвостом за ним побегут, Тарашечку зазывать будут…