— Нет, — окинув взглядом девятерых мужчин, сказала женщина. — Нет, я не узнаю. Вначале я думала, что это третий номер, теперь же я вообще не уверена.
— Я думаю, что это номер восемь. Но у меня нет твердой уверенности.
— Сегодня утром вы обманули нас, — произнесла женщина. — Вам следовало показать нам подозреваемого не одного, а в соответствующем строю. Тогда бы мы вам сразу сказали, что не можем опознать его. Вы не имеете права вынуждать нас к опознанию. Я консультировалась со своим адвокатом. Мы пришли сюда добровольно, идя навстречу вашим желаниям, и к тому же в глухую полночь.
— Поэтому вам придется отпустить человека, кто бы он ни был, если он не опознан. Против него не может быть выдвинуто других обвинений, — заявил юноша.
— Вы тоже советовались с вашим адвокатом? — спросил Лансинг.
— Это общеизвестно, — дерзко ответил молодой человек.
— Стало быть, вы отказываетесь участвовать в опознании?
— Да, — разом ответили они.
Лансинг отпустил мужчин, прожекторы выключили, включили мягкий комнатный свет.
— Между тем вы слышали, что профессор Камплох разыскивается за военные преступления? — вежливо спросил Эйлерс.
— Да! — ответили женщина и молодой человек.
— Где вы слышали об этом?
— Все говорят об этом, — не задумываясь, ответила женщина.
— По радио, — ответил юноша.
— Кто-нибудь намекал, что вам не следует опознавать подозреваемого в связи с этим делом? Угрожал вам кто-нибудь или обещал что-нибудь?
— С меня довольно! — возмущенно крикнула женщина. Она встала, и я увидел, что, помимо того, что она была старая, она была еще и очень толстая. — Мой адвокат, доктор Таррон, свяжется с вами. Я не намерена мириться с этим! — Она резко поднялась и вышла из комнаты в сопровождении своего компаньона, лениво и нагло шагавшего за ней следом.
Мы наблюдали за тем, как они выходили из комнаты. Эйлерс затушил свою сигарету, наступив на нее ногой. Лансинг отчаянно выругался.
— О, прекрати, — с досадой сказал ему Эйлерс.
Перед построением в кабинете Эйлерса я снова подробно рассказал о своих приключениях в госпитале с доктором Хессом и на автобане с Эриксеном и Гейером. Утром мне предстояло подписать отпечатанное на машинке заявление. У здания конторы Эйлерса я заметил фрау Эриксен. Она уснула прямо на скамейке.
Эйлерс широко зевнул.
— Ваш брат будет освобожден. Сейчас мы не можем предъявить ему обвинение, ибо мы не можем доказать, что вчера утром он был в Трювеле.
— Зачем вы просили этих людей прийти снова? — спросил я.
— Ваш брат просил провести опознание по всем правилам. Это его право. То, что имело место сегодня утром, действительно не совсем правильно. Поскольку у наших служащих не было времени, — добавил Эйлерс.
— Я уверен, что те двое узнали его, — сказал я.
— Конечно. Я убежден, что они сразу узнали его среди девяти остальных мужчин, так же, как и утром, когда он был один. Об этом красноречиво свидетельствовало выражение их лиц. Но что толку? Без их опознания мы ничего не сможем доказать.
— Они боятся. Они не хотят впутываться в это дело, — сказал Лансинг.
— Сейчас полгорода боится, поскольку никто не знает, кто будет следующей жертвой Делакорте.
— И вы ничего не можете поделать с этими двумя лжецами?
— Ничего. Ваш брат умный, — горько сказал Эйлерс. — Делакорте умный. Гейер умный. Все они умные.
— Не все, — сказал Лансинг. — Хесс был не так уж умен.
— Действительно. Хесс вел себя глупо. Но его помощник-санитар, который никогда не работал санитаром, умен. А те, кто стоят за ними, у них деньги и власть. — Эйлерс смотрел в пространство. — Фегезак тоже умен. — Эйлерс встал. — Я вздремну немного. Если что-то случится, я внизу, в комнате. Дел еще по горло. Спокойной ночи, герр Марк.
— Спокойной ночи, инспектор.
— Лансинг, вы позаботитесь о фрау Эриксен? Проследите, чтобы она спала на кушетке. Достаньте ей одеяло.
— Будет сделано.
— А завтра я попытаюсь сказать ей, что ее муж мертв, — пробормотал Эйлерс и, шаркая ногами, пошел к двери. — Хотя скорее всего послезавтра, если его найдут к тому времени.
— А возможно, пройдет еще неделя, — сказал Лансинг.
— Возможно, — согласился Эйлерс. — Черт побери, как я скомкал свою жизнь. Почему я не стал видным нацистом? Либо германским героем. Почему мы здесь? Мы тупые ослы! Представьте себе, какое положение мы занимали бы сегодня!
— Вероятно, сидели бы за решеткой, как Делакорте, — произнес Лансинг.
— Я бы не возражал против того, чтобы посидеть за решеткой с такой осведомленностью и властью, — возразил Эйлерс. — Я и вы, Лансинг, имеем один недостаток. Мы слишком сильно ненавидим нацистов. Это ненормально. Нормальные люди не чувствуют к ним такой ненависти в наше время. Нам следовало бы тщательно прочистить свои мозги.
— Эх, лучше всего это проделал бы Делакорте, — ухмыльнулся Лансинг. — Со знанием дела, очень профессионально. Вполне вероятно, мы стали бы самыми любимыми его пациентами.
— Я серьезно, — сказал Эйлерс, сжимая губы. — Судьба вашего отца травмировала вас.
— А вас?