- К сожалению есть. Извечная проблема мироздания — отцы и дети. Старшие сыновья родов давно мечтают занять места во главе свободных стойбищ, младшие дети желают выделяться в собственные роды. Это приведет к резне внутри улусов, новому переделу территорий и другим малоприятным последствиям, которых хотелось бы избежать. И кое–кто в совете видит в войне с манеритами отличный повод сплотить рассыпающийся тиданьский народ под единым бунчуком новой орды. К тому же, свою лепту вносят и военные вожди ракуртов, четверо из которых сидят в стенах города еще с прошлой весны, и их поведение мне очень не нравится.
- Разве нельзя выдворить их отсюда? Или хотя бы припугнуть? — искренне изумился Ли, уже осознавший насколько на самом деле полнее и обширнее власть баскака Хардуза по сравнению с обычными дзито Империи.
- В этом и кроются тонкости той самой политики, о которой я упоминал. Чтобы понять ее аспекты, вам нужно научиться думать и понимать все так, как это делают простые тидани. Это нелегко, и лучше всего я приведу пример, который однажды рассказал мне один странствующий монах. Возьмем бесконечное время, и выделим из него год, идеальный круговорот природных циклов. Старый имперский уклад делил год на полсотни декад, и им до сих пор пользуются в монастырях и в больших чиновничьих учреждениях. Кроме того именно за счет него высчитываются памятные дни предков и прочие праздники. Однако, после реформации последнего Императора Цы, год принято делить на пятьдесят семь недель–седьмиц, этот же порядок переняли у вас многие другие народы, такие как юнь и сиртаки. Добавим к этому разделение года на десять неравных месяцев. Несмотря на множественность систем отсчета, год в понимании любого императорского поданного жестко структурирован и поделен на определенные части с ясно установленными периодами и датами. А теперь представьте себе тиданя, который ничего этого не знает, для которого год измеряется не днями и месяцами, а сезонами. Ему все равно, первый день недели сегодня или шестой. Для степного человека важны сезоны перегона скота, важно, когда начнет подниматься новая трава на прежних пастбищах, и когда сойдет лед с тех малых речек и ручьев, что лежат в районах привычных кочевых стоянок. Он живет в том же мире, но видит и воспринимает его по–другому, и в этом большинство проблем несоответствия наших взглядов на одни и те же вещи.
- Над этим нужно подумать, — сказал, наконец, Хань после продолжительной паузы, внимательно выслушав Юлтана.
- Очень рад, что вы не сказали «понимаю», — усмехнулся баскак. — Те, кто так говорит, обычно уже никогда не способны понять этого.
- Но давайте пока попробуем продолжить мыслить в манере, более привычной для меня, — предложил Ли. — Вы говорили о младших сыновьях, о ракуртах и дележе территорий. Манеритов пробуют вытеснить именно из–за этого?
- Отчасти, — вздохнул Юлтан. — Степь достаточно обширна, чтобы дать место всем желающим, но некоторые земли стали с некоторых пор запретны. Два наших кочевья и сразу пять улусов ракуртов вынуждены были оставить прежние земли, и тайша, получив воззвание от наших северных соседей, решили потеснить манеритов на свободные земли в Империи.
- Почему же старые равнины, где жили поколения ваших и ракуртских предков, вдруг стали запретны?
- Я отвечу вам, но понять ответ вы сможете лишь тогда, когда воспользуетесь моим предыдущим советом, — в глазах у баскака мелькнула легкая хитринка. — Не буду спрашивать, верите ли вы в демонов, тайпэн, раз уж несколько из них составляют вам компанию в дороге. Я спрошу конкретнее, что вы слышали об онгонгах и мангусах?
Бессонница была отличным подспорьем в ведении государственных дел. Эту истину тайпэнто Мори усвоил уже давно. Масляные лампы не гасли в его покоях на протяжении всей ночи, и кухонные служки регулярно готовили в это время легкие закуски для военного советника и его редких, но очень важных посетителей.
Даже здесь внутри своего собственного маленького мирка, упрятанного в недра Золотого Дворца, Мори ни в чем не отступал от взятого на себя образа. Подтянутый, выглаженный, начищенный, прячущий достаток за неброскими нарядами и полным отсутствием всяческих украшений, тайпэнто старался быть вежлив с каждым и бесстрастным в глазах окружающих. Свои амбиции и устремления Мори прятал за маской спокойной отстраненности, и лишь самые близкие друзья и помощники видели его в гневе или в минуты радости.