Тайпи

Этот месяц Мелвилл провел не столько на положении пленника, сколько в качестве гостя. Тайпи заботились, как умели, о его здоровье. Он мог свободно передвигаться и вступать в контакты с жителями деревни. Ничто не угрожало его жизни, ибо, как выяснилось, тайпи поедали не всех подряд, а лишь врагов, убитых в сражении. Наблюдения над жизнью тайпи, сделанные будущим писателем в течение месяца, как раз и составляют основное содержание книги. Они подробны, тщательны, нередко поэтичны и неизменно сопровождаются авторским комментарием по поводу увиденного. Мелвилл намеренно занимает здесь позицию бесхитростного матроса, который «что увидел, то и рассказал», стремясь тем самым подчеркнуть правдивость повествования. Но читатель без труда заметит, что бесхитростность — это своего рода маска и что в авторских отступлениях сквозит широкая образованность и глубина, которых едва ли можно ожидать от рядового матроса.

Роман был напечатан в 1846 г. одновременно лондонским издательством Меррея и издательством Патнэма в Нью-Йорке.

Критики встретили «Тайпи» с недоверием. Они усомнились в правдивости автора и требовали документального подтверждения истинности описанных Мелвиллом фактов. Некоторые утверждали, что никакого Германа Мелвилла вообще не существует и что книга — сплошная мистификация. Количество упреков в недостоверности сократилось лишь тогда, когда в газете «Buffalo Commercial Advertiser» появилось письмо, подписанное Ричардом Тобайесом Грином, где говорилось: «Я истинный и подлинный Тоби, все еще живой, и я счастлив подтвердить совершенную точность книги…»[117]. Важно подчеркнуть, что большая часть обвинений в недостоверности исходила от газет и журналов, связанных с церковью. Они увидели в «Тайпи» поход против религии, нравственности и морали. Мелвиллу простили бы любые фантазии (как прощали их другим авторам travelogue, весьма свободно обращавшимся с истиной), но выпадов против церкви и колонизаторской деятельности миссионеров простить не могли. Друг Мелвилла Эверт Дайкинк имел все основания заявить, что «религиозные газеты подняли страшный вой по поводу того, как в этой книге трактуется деятельность миссионеров…»[118].

Чтобы понять подлинное значение «Тайпи», важно установить принципы, по которым Мелвилл построил свое повествование. Картины бытия дикарей, нарисованные писателем, несут в себе все черты «идеальной жизни». Мелвилл не устает восхищаться простотой, искренностью, дружелюбием тайпи, их физической красотой и внутренней гармоничностью, мужественностью воинов и нежностью девушек, разумностью и простотой отношений. Заметим, однако, что Мелвилл вовсе не намерен предлагать читателю счастливую жизнь дикарей в качестве образца дли подражания. Поэтические картины, нарисованные писателем, имеют другое назначение. Они созданы для сопоставления с современной буржуазной цивилизацией. И хотя предметом изображения в книге является именно жизнь тайпи, объектом главного внимания и размышлений писателя остается жизнь «цивилизованной» Америки и буржуазная цивилизация в целом.

«Идеальность» дикарей в «Тайпи» имеет два аспекта: естественный и общественный. В естественном аспекте дикарь идеален потому, что он прекрасен, а прекрасен потому, что сохранил черты физического облика, утраченные цивилизованным человеком. Не случайно, описывая совершенное телосложение тайпи, изящество и грациозность их женщин, Мелвилл тут же предлагает читателю юмористическое предположение о том, как выглядела бы кучка нью-йоркских денди в набедренных повязках: впалые груди, покатые плечи, сутулые спины, тонкие ноги и толстые животы. Преимущество дикаря обусловлено тем, что он, как говорит Мелвилл, вскормлен простыми плодами земли, наслаждается совершенной свободой от многочисленных забот и беспокойства и избавлен от вредоносного воздействия цивилизации.