Так говорил Бисмарк!

За чаем Гацфельд рассказывал много интересного о событиях и наблюдениях своих времени своего пребывания в Париже. «В 1866 году, относительно Саксонии Наполеон говорил Гольцу, что он не может согласиться на полное присоединение Саксонии; но если останется название Саксонии, например Дрезден, с несколькими квадратными милями в окружности, то он этим удовольствуется». Если это правда, то я имею основание думать, что шеф отсоветовал сделать употребление из этого предложения. Императрица вначале не терпела Гольца по следующим причинам. До прибытия Гольца в качестве посланника эту дипломатическую должность заступал принц Рейсс, и двор очень уважал его, так как он принадлежит к владетельному дому. Евгения очень желала его видеть на посту посла, но он должен был отправиться в Брюссель; императрица же думала, что причиною тому был Гольц, и за это возненавидела его, встречала его с видимою для всех холодностью, не приглашала его в свой интимный кружок и в торжественных случаях только кланялась ему, не разговаривая с ним. Все это приводило нередко влюбившегося в нее Гольца в гнев. Однажды, когда она все-таки принуждена была пригласить Гольца в свой кружок, она сказала ему несколько слов. Но в смущении она не нашлась сказать что-либо, кроме вопроса: «Как здоровье принца Рейсса?» По отъезде Гольц от неудовольствия сильно волновался и дал ей даже весьма дурной эпитет. Впоследствии, однако, отношения обоих сделались благоприятнее, и под конец Гольц и император находились в таких отношениях, что он, Гацфельд, уверен, что если б Гольц дожил до 1870 г., то война не началась бы между нами и Францией.

Я расспрашивал о наружности императрицы. Гацфельд описал ее так: «Очень красива, не выше среднего роста, прелестные плечи, блондинка, много природного ума, но мало чувствует расположения к умственным интересам». Она провела раз Гацфельда вместе с другими мужчинами через свои комнаты, даже в спальню, но нигде он не видел там ни одной книги, ни даже газеты. Гацфельд того мнения, что дело дойдет опять до реставрации Наполеона. Он, впрочем, не так дурен, как его описывают; он не жесток по природе, скорее мягок. Если французы увидят, что они с республиканскими адвокатами недалеко уйдут, все более и более приходят в расстройство, то они пригласят его возвратиться, и тогда он как вторичный спаситель общества на основе наших требований мог бы войти с нами в переговоры о мире. Заслуги его относительно порядка примирили бы французов с ним из-за потери могущества и земель вследствие уступки Эльзаса и части Лотарингии.