Читаем Так и будет? полностью

— Я зайду сейчас в дверь, настрою там на это время. Потом выйду, а ты зайдешь смотреть. Сколько тебе нужно времени?

— Я думаю, минут пять-семь. Не больше. Мне бы только посмотреть, куда он от банка пошел.

— Хорошо. Стой жди.

Яромир зашел в дверь сбоку Отделения и через несколько минут вышел, показав большим пальцем на открытую им дверь. Пьер кивнул и заскочил внутрь. На одном из мониторов были три картинки: нижняя самая крупная, на полмонитора, показывала помещение документооборота, две верхние делили вторую половину — на них был выход из отделения и перекресток дорог. Снизу монитора отображалось: «22.06. 08:20»

Пьер впился глазами в монитор и выглядывал в нем знакомый силуэт… Одетый в свой дорогой костюм, Савелий подошел к одному окну и отдал бумаги, во второе протянул правую руку с счетчиком Родуенов на ней, взял небольшую бумажку в 08:23 и направился в третье окно. У третьего окна он пробыл минут пять, о чем-то разговаривая, и забрал большую пачку наличных. После всех операций, Савелий поспешно вышел из Отделения и направился к остановке, где зашел в подъехавший электробус с номером 1.

Дверь помещения открылась, и Яромир спросил:

— Ну что ты там? Долго тебе еще?

— Все. А куда идет электробус номер один?

— Номер один… На север Сахалина куда-то…прямо до берега.

***

Пьер стоял на конечной остановке электробуса «Левкитекм» и оглядывал новую для него местность. Его немного укачало после резвой езды вдоль береговой линии Охотского моря, хоть электробус и двигался с помощью магнитной ленты, не касаясь поверхности. Он вдыхал свежий прохладный морской воздух и на секунды даже позабыл, зачем приехал.

Время было около семи вечера, хотелось есть, он стал искать хоть какие-то дома — об отелях и кафе здесь речи и не шло, судя по ландшафту, который состоял из гор, полей и моря. Недалеко от берега Пьер заметил скопление небольших домиков и направился туда. Он шел пешком, удивляясь красоте природы, свежести, отсутствию экранов, зданий, машин и магазинов. Спокойствие, тишина и безмятежность окутали его настолько, что сомнения по поводу местонахождения Савелия рассеивались, Пьер подумал:

«Да, сюда он мог приехать. Я бы тоже здесь остался. Только не ради денег, конечно. Но Сава, и не ради денег… своих Великих Денег? Как такое возможно?»

Пьер дошел до небольшого поселения из пятнадцати домов, уже темнело, и в окнах горел теплый свет.

«Такое разве бывает в Едином Государстве?» — шептал сам себе Пьер.

Дверь одного из домов открылась. Из нее вышел старик в тяжелой на вид дубленой куртке и больших серых валенках. В руке он держал ведро, с которым шел к колодцу посередине поселения.

— Здравствуйте! — Пьер аккуратно поздоровался.

Старик остановился и повернул голову в сторону Пьера.

— Голос незнакомый у тебя. Ты откуда?

— Я из Центрального округа приехал.

— Сюда? Из Центрального? Не с войны?

— Нет, я друга ищу своего. Он после войны возможно к вам приехал.

— Ага, ну погоди, сейчас воды наберу.

Он ловко справился с колодезной веревкой, и быстро пошел обратно к дому.

— Ну пошли со мной. Встал стоит.

— Меня Пьер зовут.

— Как-как?

— Пьер.

— А-а-а, Пьер. Ну, очень приятно. Меня Иваныч.

— А имя как?

— А не помню ужо… Имя то было, но меня все уже лет двадцать Иванычем кличут. Я его и забыл. А на кой оно мне нужно, если им не пользоваться? Проходи давай.

Иваныч открыл дверь в дом и пропустил Пьера. В доме было тепло, светло, пахло какими-то травами, молоком и свежим хлебом.

— Разувайся, садись за стол. Пол теплый, не переживай. — сказал Иваныч.

Пьер сел на плетеный стул, помолчал минуту, оглядывая дом, и заговорил:

— А для летнего вечера правда довольно прохладно сейчас.

— Так у моря, да еще и север, не крайний, конечно… Ты говоришь, друга ищешь?

— Да, после войны куда-то сюда приехал.

— А как зовут друга твоего? — спросил Иваныч, наливая колодезную воду в старый самовар, покрытый сажей.

— Савелий Гофман.

— Савелий, Савелий… Не припомню такого что-то. Угостись пока. — Иваныч поставил перед Пьером стакан молока и положил рядом белую булочку.

— Спасибо, Иваныч.

— Ты был на войне?

— Нет, я оборонительные щиты изготавливал.

Иваныч зажег печь, поставил на нее самовар с плоским дном и присел за стол, напротив.

— М-да… Война — это, конечно, плохо. Я, как сейчас, помню Последнюю войну.

— А что там было?

— А… не учили вас? Не рассказывали историю-то?

— Очень кратко, знаю, что прошла быстро, а потом подписали соглашения об объединении…

— Да куда там… — перебил Иваныч — Лет десять, наверное.

— Как десять?

Перейти на страницу:

Похожие книги

Том 12
Том 12

В двенадцатый том Сочинений И.В. Сталина входят произведения, написанные с апреля 1929 года по июнь 1930 года.В этот период большевистская партия развертывает общее наступление социализма по всему фронту, мобилизует рабочий класс и трудящиеся массы крестьянства на борьбу за реконструкцию всего народного хозяйства на базе социализма, на борьбу за выполнение плана первой пятилетки. Большевистская партия осуществляет один из решающих поворотов в политике — переход от политики ограничения эксплуататорских тенденций кулачества к политике ликвидации кулачества, как класса, на основе сплошной коллективизации. Партия решает труднейшую после завоевания власти историческую задачу пролетарской революции — перевод миллионов индивидуальных крестьянских хозяйств на путь колхозов, на путь социализма.http://polit-kniga.narod.ru

Джек Лондон , Иосиф Виссарионович Сталин , Карл Генрих Маркс , Карл Маркс , Фридрих Энгельс

История / Политика / Философия / Историческая проза / Классическая проза
Эмпиризм и субъективность. Критическая философия Канта. Бергсонизм. Спиноза (сборник)
Эмпиризм и субъективность. Критическая философия Канта. Бергсонизм. Спиноза (сборник)

В предлагаемой вниманию читателей книге представлены три историко-философских произведения крупнейшего философа XX века - Жиля Делеза (1925-1995). Делез снискал себе славу виртуозного интерпретатора и деконструктора текстов, составляющих `золотой фонд` мировой философии. Но такие интерпретации интересны не только своей оригинальностью и самобытностью. Они помогают глубже проникнуть в весьма непростой понятийный аппарат философствования самого Делеза, а также полнее ощутить то, что Лиотар в свое время назвал `состоянием постмодерна`.Книга рассчитана на философов, культурологов, преподавателей вузов, студентов и аспирантов, специализирующихся в области общественных наук, а также всех интересующихся современной философской мыслью.

Жиль Делез , Я. И. Свирский

История / Философия / Прочая старинная литература / Образование и наука / Древние книги