Так хочет бог!

Кричал ученый громко, расстояние было невелико. Вожак степняков услышал. Он повернулся к тому, перед кем простиралось свободное поле. Открытая дорога к бегству… На лице бека промелькнуло удивление.

А Сомохов орал все то, от чего совсем недавно воспитанный профессор пришел бы в негодование – проклятья, угрозы, эпитеты и сравнения. Все, что знал. Все, что вспомнил.

Кочевник нахмурился. Пара телохранителей схватилась за копья, но бек жестом остановил нукеров.

Улугбек же летел в атаку, примеривая сверкающий меч к застывшему лицу противника.

Сто метров, пятьдесят.

Кривой, изогнутый лук в ладонях бека.

Двадцать метров…

Меч взлетел вверх, чтобы отточенной, сверхпрочной, режущей сырое железо, как масло, сталью упасть на прищуренное ненавистное лицо. И не остановить никому несущегося анге…

Толстая метровая стрела с мешочком песка вместо наконечника врезалась в лоб подобно кувалде. Не будь под сталью арме сверхпрочных вкладышей и толстой вязаной шапочки, этого вполне хватило бы, чтобы проломить череп.

Ученый удержался в седле, но оплыл, облокотившись на высокую "спинку", бросил поводья, хотя и не выпал. Орлик, не чувствуя подгоняющей хватки, сбавил темп с карьера на рысь, а после и вовсе остановился.

В глазах плыло, но Сомохов сумел еще раз поднять меч.

Вот только ударить ему не дали. Два свистнувших аркана стянули грозного воителя под радостный ор кочевников. Тучный бек вскинул лук – ор превратился в рев.

Улубек попробовал подняться, но волосяные петли уже влекли его назад. В длительную, дробящую кости и вырывающие мышцы скачку.

8.

Захар поежился.

Что там говорил Улугбек Карлович? Сюда придут христиане не раньше весны? Так ведь, зима еще не наступила! Он путался в лунном календаре мусульман, но и без него понятно, что время еще есть. Значит, ошиблись стражи? Толстый Кюшюр обознался?

К его разочарованию, мусульманин оказался прав. Все шло не так, как рассказывал археолог. Под стены Антиохи прибыли именно крестоносцы, и они не собирались никого и ничего ждать. Каждый день в лагере Христова войска стучали топоры. Готовились лестницы, осадные башни, навесы для таранов, горы фашин укладывались перед каждым входом в твердыню.

Летучие отряды раз за разом прощупывали боеготовность защитников. То налетят и пробуют взобраться на стену, пока их кипятком и стрелами не отгонят. То на плечах редких, прорывающихся к городу подкреплений, в ворота пробуют влезть.

Баги-зиян еще недели две назад приказал вырубить всю растительность на два полета стрелы. Деревьев тут и так не много было, так и те извели. Теперь крестоносцы лес с побережья везут. Слухи по базару ходят, что в море у причалов латиняне уже разгружают корабли с инструментом и материалом, которые венецианцы на божье дело пожертвовали. Врут, верно? А, может, и не преувеличивают балаболы базарные. Если так, то не выстоять крепости. Не удержать город.

Захар оглянулся, не видит ли его кто. Вроде, нет других стражей?

Он подхватил лук, выбрал стрелу поровнее. По приказу эмира на стенах сложили луки и стрелы для защитников. Но что от них здесь проку, если вчерашние дехкане не могут ни тетиву натянуть, ни стрелять так, чтобы самим без рук не остаться? Умора одна смотреть, как они мучаются с этими ссохшимися раритетами из городских арсеналов.

Пригодько еще раз обернулся, быстро примотал клочок выскобленной добела кожи около самого оперения и выстрелил. Стрела воткнулась в землю.

Осталось дождаться, пока ее не приметит кто из болтающихся тут и там паломников. Любая стрела стоит денег – будь то наконечник, древко. Или дельное предложение…

9.

Второй год Великого Исхода.

Вошедший в скинию был невысокий, раздавшийся, еще нестарый мужчина. Шитый золотыми нитями ефод его из голубой, пурпурной и червленой шерсти покрывали такой же богато отделанный стяжной хитон и голубая риза. Наперсники переливались витыми нитями виссона, россыпью драгоценных камней и тяжелыми золотыми цепями.

Сняв кидар с массивной золотой табличкой, на которой горели слова "Святыня Господня", мужчина устало склонил колени в сторону богато украшенного ларца, после чего подошел и уселся на скамью рядом с братом, одетым куда более скромно.

– Не появлялся?

– Нет.

Старший брат устало потер щеку, огладил бороду.

– Что народ?

Младший шумно выпустил воздух через нос и отвернулся.

– Понятно.

Далее они ожидали в молчании. Лишь старший из братьев, высокий, крупный аскет с горящими глазами, нервно теребил свой жезл, единственный знак Б-ей милости. Наконец, не выдержав напряжения, старший вскочил и начал нервно расхаживать по шатру. Витой жезл время от времени шлепался о бедро, порождая некий ритм. Младший, слегка наклонив голову, следил за братом одними глазами.

– Перестань. И так тошно.

– Тошно?!

Старший взорвался:

– Вся долина заполнена народом. Где караваны с едой? Где обещанные стада? Чем прокормить эти сонмища, Аарон?

Аарон флегматично пожал плечами:

– Все в руке Его, – он возвел очи к потолку. – Ему и решать, как прокормить чад своих…

– А где золото, что собрали на покупку провизии? Где серебро?