Так хочет бог!

Толстяк слегка скривился, едва заметным движением оправил шитый золотом пояс.

– Установка отлично справляется. Манны хватает.

Глаза брата полыхнули гневом.

– А, ведь, она должна готовить воинов. Он, – перст уперся в низкий полог шатра. – Он доверил мне ее для того, чтобы сыновья племени Его… сыновья нашего с тобой народа были неподвластны тем, кто властвует в землях, нам положенных! А ты мелешь ею манну.

Аарон примирительно взмахнул руками:

– Готовить воинов? Здесь и так их шестьсот тысяч… Против нескольких десятков стражей? Что сказали лазутчики?

– Шестьсот? А должно было бы быть больше.

Первосвященник пожал плечами:

– Их и было больше, – он выковырял из зубов застрявшую косточку. – Было… пока вы не потравили их мясом.

Глаза старшего брата вспыхнули гневом:

– Они требовали мяса. Сущий дал им то, что они желали!

Аарон скривил пухлые губы и ухмыльнулся:

– Умный отец не слушает того, что желает ребенок, а сам решает, что нужно ему.

– Ты осмеливаешься осуждать Б-га?

Толстяк почесал потную шею:

– Я? Никогда!! – он потянулся и поправил полу ризы. – Но мясо перепелов после года поста? Не удивительно, что у людей скрутило животы.

Моисей поднял руку:

– Люди просили мяса! Они требовали мяса! Б-г бросил к их ногам стаи птиц. Взял с небес и обрушил к стопам молящихся! Он… – палец уперся в полог шатра. – Он дал им то, что они желали. И не Его вина, что смертные не чувствуют удержу даже в простых вещах! Не Его!

Брат отдышался, быстро зашагал. Минуты две он нервно бороздил утоптанный пол, после чего резко остановился и прошептал:

– Мне страшно, Аарон.

Толстяк легкомысленно отмахнулся:

– Раньше надо было дрожать, брат. Когда овец пас у Иофора в Мадиаме, тогда ты еще мог что выбирать… А нынче… нынче все уже не в твоих руках… брат.

Оппонент вперил горящий взгляд в развалившегося на скамье толстяка.

– Если бы мы делали все, что говорил нам Он.

Аарон отмахнулся:

– Шестьсот тысяч воинов против жалкой кучки.

– Не забывай, что там посвященные!

– Но ведь Б-г то за нами! А не за ними! – лицо первосвященника исказила гримаса ярости, он тоже вскочил. – Всех, кто станет на пути, мы снесем с именем Его на устах! Как волна смывает песок с ног путника! Как ветер разгоняет облака! Это твои слова, братец!.. Вернее… А-а-а…

Старший из спорящих братьев подошел к ящику, украшавшему угол шатра, и положил ладонь на богатую отделку крышки.

– Я прикинул, что на то, чтобы обратить каждого… выжечь рабство из душ наших, надо сорок лет непрестанной работы… Все, кто идут за нами, умрут, не увидев победы.

Аарон, раскрасневшийся от эмоционального спича, обмахивался рукавом:

– Брось… Что сказали лазутчики?

– Амалик ждет нас.

– Прекрасно. Просто прекрасно.

– С клеймом раба мы не сможем опрокинуть стражей этой земли.

– С шестью сотнями тысяч воинов мы сможем перевернуть землю и отворить врата в Ад!

– Нет!

– Да!

Злоба клекотала я речи. Старший из братьев опустил руки, плечи его поникли:

– Как бы я хотел, чтобы Он явился сегодня. Я слаб… Мне столько вещей надо обсудить.

Аарон подошел, обнял его за плечи:

– Понимаю…

– А ведь раньше Он был внимательней. Сколько дней, сколько ночей длились беседы. Теперь же, когда Он нужен, нам остается уповать на себя.

– Ты знаешь, Ему важен результат.

– Знаю… И боюсь, что мы не сможем выполнить предначертанное.

– Посмотрим. Завтра все и увидим.

Моисей, пророк и вождь сынов Израилевых, вздохнул, отстранил руки брата и согласно кивнул.

– Посмотрим.

Глава 7. Союз.

1.

Лагерь тлел. Перевернутые, покромсанные повозки, туши убитых волов. Разбросанные тела защитников, нашпигованные стрелами, порубленные трупы тюрок – все уже по большей части обобранные, раздетые донага.

Костя повел окуляром влево, в сторону победителей.

Несколько сотен сельджуков пировало. В казанах варили, а рядом разделывали мясо. Вокруг костров валялись наевшиеся до отвала кочевники. Дальше, на холме, возвышался шатер воеводы, эмира или бека налетчиков. Остальные воины ночевали, положив головы на седла или просто развалившись на попоне. Немногочисленные слуги и рабы стягивали трупы сельджуков к двум большим ямам. Никто не любит, когда тела приятелей потрошат волки и вороны.

Малышев сверился с дальнометром. Стрелка упорно показывала куда-то в район шатра.

Сжатый кулак сам собой отбивал ритм по сырой земле. Если Улугбек Карлович погиб от рук этих оборванцев, то первое, что он сделает, это учинит суд над убийцами. Дальность стрельбы винтореза почти на пол километра. Заросли кустов подходят к лагерю на две-три сотни. Значит, когда вожди этой кучки ублюдков завтра по утру начнут валиться на землю, хватаясь за живот и грудь, никто даже не услышит легкого потрескиванья.

Он уже пересчитал патроны – сотня. Значит, сотня врагов пойдут в зачет за жизнь друга. А получиться, так и больше. Он погладил ребристую ручку револьвера. Сюда бы Тоболя, Горового и Захара… Челюсть свело. Захар! Он же мертв! И Тимофей Михайлович, вполне возможно, тоже! Чертова экспедиция. Погнались не пойми зачем!