Так мы жили

Две дочери (1982 и 1984 г. р.): старшая закончила Московский государственный университет сервиса и Hotel Insitute Montreux (Швейцария), младшая – Московский государственный лингвистический университет им. Мориса Тореза. Внуку 4 года.

О родителях думаю с любовью, уважением и гордостью. Со временем все отчетливее понимаю, что это были за люди – удивительно цельные, яркие Личности большого масштаба, очень достойные во всех проявлениях – и в отношениях друг с другом, и с нами, детьми, и с окружающими. Как только их не сломил постоянный и напряженный труд… Ведь они взвалили на себя не только семерых детей со всеми бытовыми, материальными и моральными проблемами. Общественный статус обязывал их ездить, рассказывать, встречаться, открыто и публично защищать свои убеждения. И, конечно, писать.

И при всей этой занятости и загруженности они умудрялись поддерживать в семье атмосферу любви, доверия, взаимной заботы. И никакие неурядицы не в силах были разрушить эту атмосферу. Я всегда думала: как это повторить в своей семье? Что-то вроде удается, а что-то осталось только в мечтах…

Гораздо легче мне далось повторение более простого и очевидно, полезного и нужного: легкая одежда дома, хождение босиком (на снег до сих пор иногда, под настроение, с внуками выбегаем), простая пища, карты-пособия на стенах, спортснаряды для малышей…

С развивающими играми уже сложнее. Но я стараюсь руки не опускать и все-таки двигаться и в этом направлении.

Не могу сказать, что «бедность», в которой мы жили, как-то угнетала. В то время очень многие жили весьма скромно, в том числе и в нашем подмосковном поселке. В школе – все в одинаковой форме, такой колоссальной разницы в материальном положении, как сейчас, конечно, не было, поэтому я не помню каких-то своих очень сильных переживаний по этому поводу. Хотя в подростковом возрасте, уже в училище, переживала, конечно, из-за более чем скромной одежды и обуви. Но опять же помогало, что я не одна такая, да и поговорка, что встречают по одежке, а провожают по уму, все-таки срабатывала. Ко мне относились хорошо, никаких насмешек явных из-за моего немодного вида и бедной одежды никто себе не позволял, по крайней мере в глаза. В университете было труднее – там, конечно, была и очень элитная публика, как говорится, «золотая московская молодежь». Но опять же из-за специфики факультета – было много иногородних ребят и более старших, поступивших учиться после армии или нескольких лет работы, – вопросы, кто во что одет и сколько это стоит, не выносились на всеобщее обсуждение. А мамино умение прекрасно шить и начавшие поступать гонорары за книжки из-за рубежа помогали не сильно выделяться в худшую сторону.

Сейчас, «с высоты прожитых лет», я думаю, что эта скромность была только на пользу здоровью. Например, редкое употребление конфет и сладостей помогло спасти зубы. В восемнадцать лет в университете попала на прием к стоматологу, и тот поразился: «Ни одной пломбы! Первый раз такое вижу!»

Скромность быта научила ценить и радоваться немногому. Кроме того, у нас всегда было то, чего не было у других: лопинг (гигантские качели с возможностью многократно делать обороты на 360 градусов – ну мы и крутились все!), настоящие «гигантские шаги» и каток во дворе, домашние концерты и спектакли, химические опыты и фотолаборатория, «солярий» на крыше террасы, где мы загорали с апреля, а то и с марта, вечерние костры и песни, книги и многое-многое другое, что привлекало одноклассников и соседских ребят к нам и вызывало их восхищение и даже некоторую зависть.

Так что нам было чему радоваться и гордиться, даже не имея большого количества шоколада и апельсинов. И родители каким-то непостижимым способом сумели заложить в нас понимание и убеждение, что к вещам, по-настоящему важным для жизни, деликатесы и модные шмотки уж точно не относятся.

Гораздо тяжелее была ноша «никитинства»: «те самые, которые… босиком по снегу, голые…», «вундеркинды», и т. д., и т. п. Находиться под постоянным прицелом множества любопытствующих и далеко не всегда доброжелательных глаз очень тяжело. Для меня, например, это было большим дополнительным грузом. Я довольно рано поняла, что по мне судят о моих родителях. А так как я их очень любила, то, конечно, мне хотелось, чтобы про них говорили хорошо. И в школе, например, это привело к тому, что я вела себя очень старательно и примерно, буквально тише воды, ниже травы (мечта учителей!), не то что не участвуя в конфликтных ситуациях, но даже вообще стараясь ничем не отличаться от других. Вот такой гипертрофированный конформизм в отношениях с «внешним миром» выработался. При том что в домашней обстановке я этим совершенно не страдала, была достаточно самостоятельной и под чужую дудку не плясала. Но примирять себя «внешнюю» и «домашнюю» друг с другом мне пришлось довольно долго и иногда мучительно.

Анна