Так не бывает. Шепот противоречий (СИ)

Затем преподаватель возвращается к своей первоначальной теме монолога.

К Лёнькиному счастью, человек он очень отходчивый и редко акцентирует внимание на бездельниках и болтунах нашей группы более двух минут. А я и мой друг как раз таки являемся активными участниками второй категории — то бишь болтунами.

Когда преподаватель в очередной раз отворачивается к огромной доске, для того чтобы накарябать какую-то безусловно важную для нас оболтусов и разгильдяев информацию, друг хватает меня под руку и наклоняется максимально близко к моему лицу:

— Какой на хрен двухмесячный курс занятий? Мать, ты перегрелась, что ли?

— Сам ты перегрелся! — огрызаюсь максимально тихим шёпотом. — Я же всё рассказала Ритке, а потом и тебе после разговора с Антоном Игнатьевичем. Включи мозги.

Лёнька отстраняется, садится почти ровно, изумлённо вытягивает лицо. Руки моей не отпускает, так и держит под локоть. После говорит вполголоса:

— Врёшь.

Дарю другу чуть хмурый критичный взгляд, краем глаза слежу за преподом. На всякий, как говорится, пожарный.

— Не врёшь? Серьёзно, что ли? — парень снова наклоняется ко мне. Максимально близко. — Этот придурок оплатил тебе репетиторов?!

— Судя по всему, — киваю. — Ибо обучают меня не преподы нашего вуза. А какие-то охреневшие доктора наук, ей-богу…

— Охренеть, — Лёнька округляет глаза, переводит внимание в сторону Владимира Анатольевича.

— Вот именно, что охренеть… Антон Игнатьевич так и сказал тогда, мол, Ян Валерьевич обо всём позаботился. Или что-то типа того…

— Наш куратор? — перебивает друг.

— А ты знаешь ещё какого-то Антона Игнатьевича? — отвечаю чуть раздражённо.

Лёнька качает головой. Если раньше он постоянно ругался и язвил, когда разговор заходил за треклятого Яна Валерьевича, то сейчас мой дорогой друг был, мягко говоря… в шоке. И не удивительно. Я в первые несколько минут диалога с куратором тоже пребывала в откровенном недоумении.

— Этот придурок же наплёл, что я его якобы двоюродная сестра, — ворчу вполголоса, глядя перед собой. — Хрен его знает, что он мог наговорить Антону Игнатьевичу или ещё кому, чтобы организовать мне этих репетиторов. Руководитель ещё просил передать слова благодарности этому… — я осекаюсь, перебирая в голове все возможные бранные слова, но в итоге говорю то же, что и всегда:

— Придурку.

Лёнька молчит.

— Хотя знаешь, я даже рада. Геморроя меньше и деньги тратить не нужно. Наплевать, что он там сказал или сделал. Буду пользоваться, пока есть такая возможность. Считай это компенсацией морального ущерба за все прошлые месяцы бесконечного дерьма…

— Ты уверена? — вдруг очень серьёзным тоном перебивает Лёнька.

— В чём? — перевожу взгляд на друга и вижу, что лицо у него не менее серьёзное.

— Он ведь не просто так это сделал. Уверена, что стоит ему доверять?

Ага, кажется, моя бесконечная паранойя уже становится заразной.

— А кто сказал, что я ему доверяю? — приподнимаю брови в ложном удивлении. — Или предлагаешь мне послать всё к чертям и отказаться от обучения?

— Нет, — друг несколько нервно дёргает головой, хмурит брови, прикрывает на секунду глаза. — Я не это имел в виду. А вдруг он снова что-то задумал? Ты же сама не раз рассказывала о том, насколько у этого дебила бурная и воспалённая фантазия… — Лёнька осекается, бросает короткий взгляд на Анатолича, а затем прибавляет. — В смысле, я не говорю тебе отказываться от обучения или бесплатных занятий с репетиторами. Это всё, конечно, очень круто. Но что если он сделал это не просто так? Что если этот козёл снова придумал какой-нибудь больной и изощрённый план? Как бы хуже не стало.

Выдерживаю некоторую паузу, отрешённо наблюдая за преподавателем, даже улавливая какие-то обрывки его слов. Хотя мне не интересно. В какую-то долю секунды даже ловлю себя на мысли, что и учёба уже не кажется мне такой необходимостью как раньше. Как будто делаю это на автомате.

— Я уже думала об этом…

— И?

Тяжело вздыхаю:

— Не знаю, Лёнь. Не знаю… Даже если позвоню этому идиоту и напрямую спрошу, правды он всё равно не скажет. Да и не нужна мне эта правда. Достало всё… — упираюсь локтем в столешницу, тру ладонью правый глаз, затем часть лица, опускаю ко рту, сжимаю пальцы в кулак. — Пока оставлю всё как есть… А там видно будет.

Лёнька долго смотрит на меня, то ли пытаясь что-то понять, то ли желая что-то сказать. Но, в конечном счёте, так и не произносит ни слова.

* * * *

Домой возвращаюсь около одиннадцати вечера. Чертовски уставшая и голодная. По пути до общаги встречаю Макса. Перекидываемся парой ничего не значащих фраз, парень интересуется, как мне удалось восстановиться? Отвечаю максимально завуалированно и односложно. Хотя он и не настаивает. Просит передать «привет» Ритке. Обещаю ему это.

Захожу в комнату, скидываю кроссовки, вешаю куртку на крючок у двери. Прохожу к своей кровати, кидаю на неё сумку и без сил падаю лицом в подушку. Несколько минут лежу неподвижно. Но длится сие бездействие недолго. Сотовый телефон раздаётся приглушённой музыкой входящего звонка. Лениво поднимаюсь, нашариваю мобильник в сумке, отвечаю на звонок:

— Да, Рит.