Почти две недели пролетают в бесконечных лекциях и занятиях с репетиторами. Утром я хожу на пары, старательно конспектируя весь материал. Усиленно вникаю в ту информацию, что дают преподаватели. На второй день помимо записей в тетради решаю, что не будет лишним также записывать лекции на диктофон. Согласовываю данный момент с преподавателями, получаю добро и даже от некоторых похвалу. Изо дня в день сажусь на первых рядах аудитории. Лёнька недоумевает:
— Ты чего, мать? Учиться вздумала?
— Ага, — без выражения бросаю я, внимательно слушая и записывая материал.
Друг пару секунд молчит, а затем тише прибавляет:
— Чудеса прям…
— Лёнь, заглохни! Мешаешь.
Парень не обижается, хотя и по-прежнему удивлён. Следует моему примеру.
После занятий и до позднего вечера восполняю пробелы с репетиторами. Внимательно слушаю и так же всё конспектирую. В первый день, когда пришла в аудиторию, где обычно вёл свой предмет Антон Игнатьевич, застала вместо руководителя группы немолодого, но очень солидно одетого седовласого мужчину.
— А, здравствуйте. Простите, — как-то сразу теряюсь, — а где Антон Игнатьевич? У нас должно быть дополнительное занятие.
Сверяюсь со временем на своём мобильном. Рано пришла? Или поздно?
Мужчина откладывает ручку, поднимается из-за стола.
— Здравствуйте. Вы, должно быть, Алёна Гронина? — он с тёплой улыбкой пожимает мне руку.
— Да… — я в замешательстве.
— Очень приятно, я — Владимир Николаевич. С сегодняшнего дня и до начала экзаменов буду преподавать вам "Современный русский язык". Приступим?
Я просто киваю. Без лишних слов прохожу к первому ряду, сажусь, достаю учебники и тетрадь. Даже не хочу вдаваться в подробности появления этого дядечки. Хотя и отмечаю, что в нашем вузе никогда его не видела.
Несколько часов напролёт мы занимаемся.
* * * *
Со старой работы известий так и не было. Ничуть не удивляюсь данному обстоятельству. Сейчас для меня самое важное — подтянуть все предметы и подготовиться к экзаменам. Тщательно продумываю графу расходов на еду и прочие жизненные необходимости. Благо деньги пока есть.
Ритка и Лёнька периодически зовут на студию к ребятам. Всякий раз отказываюсь. Сейчас на это точно нет времени.
Поздним вечером нежданно-негаданно находит вдохновение. Полночи изливаю потоки фантазии в файл ворда.
* * * *
Рано утром меня будит оглушительный рёв сотового. Лишь через несколько секунд непрерывной музыки с элементами гитарных рифов, сопровождающейся назойливым жужжанием вибрации, таки беру мобильник с тумбочки.
— Началось в колхозе утро… — недовольно бормочу подушке и, не поднимая головы, прикладываю динамик к уху:
— Алло.
— Проснись и пой! — слишком уж радостно для столь раннего времени звучит голос моего друга на том конце невидимой телефонной линии.
— Ага… уже… — поднимаюсь и сажусь. Тру тыльной стороной ладони глаза, пытаясь избавиться от странно-неприятного эффекта «песка».
— Так и знал, что дрыхнешь до сих пор, — с ложным укором произносит Лёнька. — Вы почти проспали. Ритка по-любому тоже всё ещё храпит.
Бросаю короткий взгляд на копну рыжих волос, торчащих из-под одеяла. Девушка лежит ко мне спиной.
— Да ты прям экстрасекс… — ворчу в ответ, после чего сползаю с кровати, подхожу к старенькому вещевому шкафу.
— Давай просыпайся, хорёк. Я уже выхожу, скоро буду в универе.
— Хорошо, — киваю сама себе. — Позвони, как приедешь.
— Лады, — бросает Лёнька и отключается.
Некоторое время бесцельно пялюсь на своё отражение в небольшом зеркале. Ну и рожа… Кладу сотовый обратно на тумбочку. Возвращаюсь к шкафу, беру с одной из многочисленных полочек рядом с ним зубную щётку, пасту, мыло, закидываю на плечо полотенце и сонно плетусь в общий санузел. Провожу все необходимые гигиенические процедуры, возвращаюсь в комнату.
— Доброе утро, — чуть хрипло роняет Ритка, завидев меня в дверях комнаты.
— И тебе… не доброе, — возвращаю средства личной гигиены обратно на своё место, вешаю полотенце на дверцу шкафа. Включаю чайник, начинаю собираться.
Подруга какое-то время сидит на своей кровати. Похожа на зомби, ей-богу. Только на свеженького такого, новоиспечённого, ещё пока не начавшего разлагаться. Затем Ритка взъерошивает и без того лохматые волосы до состояния непонятной мочалки и, что-то бормоча себе под нос, выходит из комнаты. Не забыв прихватить с собой те же средства личной гигиены и полотенце.
Минут через тридцать мы готовы.
Первая же лекция, и она же самая скучная. И скучная она не потому, что история и всё, что связано с русской литературой, нагоняют на меня печаль и тоску, а потому что ведёт её Владимир Анатольевич — уже очень пожилой, подслеповатый и подглуховатый дедуля, чьим голосом впору читать заупокойные молитвы, а не лекции.
— А Ритка где? — спрыгивая с подоконника, спрашивает у меня друг, когда я в гордом одиночестве подхожу к дверям аудитории.
— Ушла на свою пару. Она у них в другом корпусе.
— А, — протягивает Лёнька, заходит в просторное пыльное помещение. Большинство мест уже занято, в аудитории собралась почти вся группа. Вот-вот начнутся занятия.