Чайник, уже дойдя до кипения, ещё какое-то время бурлит, затем щёлкает. Отворачиваюсь к гарнитуру, беру свою кружку, завариваю зелёный чай с мелиссой из пакетиков. Кладу пару ложек сахара, размешиваю. Комнату заполняет негромкий звон соприкосновения ложки со стеклянными стенками кружки. И всё. Больше никаких звуков нет.
— Осуждаешь? — наконец, отзываюсь я.
Лёнька молчит, не долго.
— Нет, — усмехается. — Я сейчас не в том положении, чтобы кого-то осуждать… Сам не лучше.
— А если бы ты был сейчас в другом положении?
— В смысле?
— Без смысла, Лёнь…
— Нет… Не в этом дело. Я правда не осуждаю! — Друг оживляется видимо подумав, что я злюсь. — Просто пытаюсь понять. Это ведь не мне решать, при любом раскладе. Это только твой выбор. И если между вами что-то есть…
— То что?
Пауза.
— Не знаю… Если есть, то есть. Я… волнуюсь за тебя. Понимаешь?
Просто киваю, продолжая помешивать чай.
— Так… между вами правда что-то есть?
— Нет… Не знаю, — смотрю на зеленоватую прозрачную жидкость в кружке. На то, как она кружится в лёгком водовороте, вызванном манипуляциями чайной ложки. Как наматывается на неё верёвочка от пакетика.
Это правда. Я не знаю, что между нами происходит. И чем дольше я продолжаю играть в эту странную игру, правил которой тоже до сих пор не знаю, тем больше путаюсь, блуждаю в этом лабиринте Минотавра без малейшей надежды найти ту треклятую нить Ариадны, что выведет меня наружу. На свободу. И на месте стоять тоже не могу. Потому что чудовище этого лабиринта преследует меня. И я его боюсь…
— Он тупо издевается, — пожимаю плечами, наконец-то оторвавшись от залипания в чай и нарушив затянувшееся молчание. — Всё как и всегда. Он просто издевается. Что бы там ни было…
— И тебя это устраивает?
Оборачиваюсь. Беру в руки чашку, прижимаюсь бёдрами к столешнице. Делаю маленький глоток. Морщусь, когда обжигаю язык о кипяток.
— А у меня есть выбор? — усмехаюсь с откровенной горечью.
— Выбор есть всегда.
— Хм, типа нет безвыходных ситуаций, есть лишь неприятные решения? — выгибаю одну бровь. Не самое удачное время для философствований.
— Типа того, — кивает Лёнька.
— Не уверена. Не в этом случае… Он мне его не даст.
— Он тебя к чему-то принуждает?
— Нет.
Он и правда не принуждает, если так задуматься. Я соглашаюсь сама. Какими правдами или неправдами он ни вытаскивал бы из меня это согласие. Решение остаётся лично моим.
Несколько долгих секунд парень молчит. Смотрит мне в глаза и молчит. Затем отводит взгляд, опускает лицо, словно бы решая что-то. Решая говорить или нет? Спрашивать или не стоит?..
— Он тебе нравится? — возвращает внимание.
Теперь молчу я.
Мне кажется, тут и говорить ничего не нужно. И так всё понятно. Но я всё же говорю, отстранённо, словно не своим голосом:
— Похоже на то…
Друг не меняется в лице, кивает. Он уже давно знал ответ на этот вопрос, но ему нужно было услышать это от меня. Как подтверждение своим давним подозрениям. После снова опускает взгляд.
— Давно?
— Не знаю…
— Что будешь делать?
Тяжёлый вздох. Мой.
— Не знаю… — ненадолго прикрываю глаза. — Ничего. В этом нет смысла.
Друг кивает.
— Я могу чем-то помочь?
Вдруг хочется смеяться над его престранным вопросом, и я смеюсь. Тихо, с откровенной печалью, если не горечью.
— Можешь ебануть мне стулом по башке, чтобы вылетела вся эта дурь… Авось повезёт, и я потеряю память.
— Вариант, — Лёнька пожимает плечами. Усмехается, но тоже без особой радости. — Можем поехать ко мне…
— Ты в завязке, — напоминаю строго.
— Да не о том речь, — отмахивается, цокает языком. — В плеху порежемся. Не знаю… Накупим всяких вкусностей, будем обжираться ими всю ночь. Помнишь? Как раньше.
— Помню.
— Ну вот. Мы и без алкоголя умели нормально отдыхать. А утром поедешь от меня на свои занятия…
— Не сегодня, Лёнь, — произношу, а в голове словно эхо:
Чувствую, как мурашки, начинают подниматься по рукам и скапливаются где-то в области затылка. Сердце сбивается с привычного ритма, стоит только разуму воспроизвести в голове этот голос.
Тёмная сущность подбирается к эмоциям со спины, приставляет огромный нож к горлу, затыкает вопль ужаса ледяной ладонью и утаскивает в своё тёмное, мрачное и пугающее логово. Там им самое место. В сыром полумраке кошмарного подвала. С прикованными наручниками к старой проржавевшей батарее руками, сидя на холодном влажном полу.
— Вали домой, — наконец, прибавляю, ставя тем самым точку в этом слишком уж затянувшемся диалоге. Хватит с меня на сегодня.
— Ладно-ладно. Понял, — друг не обижается. Понимаю это по интонации его голоса. Поднимается с кровати, подходит к выходу из комнаты, неуклюже обувается при помощи одной руки. После замирает, глядя мне в глаза.
— Ну-у… пока?
— Пока, — короткий кивок.
— Я позвоню завтра.
— Хорошо.
— Только не игнорируй мои звонки. Ладно?
— Ладно, — снова кивок.