Так произошло

В конце концов Озпин — тот, кем он когда-то был, Озма — был героем. Могущественным воином и магом, с сердцем, переполненным отвагой, состраданием и добротой — политика была для него ядом, самым странным и ужасающим драконом — с одним лишь отличием, что этого дракона не могла победить ни одна магия, что Озпин владел.

Его путь в политике был долог — тернист — и крайне запутан, полон потерь, разочарований, поражений… Признаться честно, Озпин никогда не любил политик — никогда и не смыслил в той слишком многого. Однако любой из людей, столкнувшийся с сотней однотипных действий, к сто-первому повторению будет знать как минимум несколько простейших трюков, что он выучил в прошлом.

Что же говорить об Озпине, что провел сотни, тысячи лет в политических дрязгах и мелочных интригах — мелочных даже тогда, когда она существовали на самом высшем уровне владетелей судеб мира сего? В конце концов, пусть репертуар музыки и был практически бесконечен — существовало лишь семь нот. Количество человеческих психик и личностей было многогранно — но существовало лишь краткое число действий и еще более краткое число мотивов, что использовали в своих действиях люди — будь то политическая арена — или любая иная.

Возвышенные идеалы, комплекс неполноценности, милосердие, месть, глупость — политика была лишь порождением людей — и потому имела в своей основе все тоже самое, что и вся остальная деятельность человека. И если на протяжении сотен лет продолжать сталкиваться с этими мотивами, с одними и теми же действиями и реакциями — любой способен научиться видеть эти мотивы, научиться действовать в рамках существующих обществ, знать и понимать людей — не больше, чем ремесленник понимает увиденный им сломанный прибор в сотую тысячу раз, без всякой диагностики зная, где именно находится поломка, как починить ту — и какие именно действия ему необходимо предпринять для того, чтобы добиться нужного ему результата.

Но действия любого профессионала, выполнившего сотню тысяч действий, что в глазах остальных кажутся им редкими — будь то сантехник, врач или политик — выглядят подобно магии. Даже если профессионал не более, чем ремесленник, выполняющий одну и ту же работу раз за разом — для того, кто столкнулся с его действиями впервые, его действия могут выглядеть подобно магии. Глядя на то, как ловко орудует инструментом, как легко вспоминает странные и непривычные факты, как с одного взгляда видит проблему профессионал, сторонний наблюдатель всегда будет думать о том, что тот действительно заслуживает свой титул Мастера.

И они правы. Мастерство в первую очередь заключалось в практике. Даже самый гениальный из гениев, что лишь вчера познал возможность написания букв на бумаге не напишет той же книги, что и самый третьесортный из авторов, что посвятил этому всю свою жизнь.

Точно также и Озпин — будучи третьесортным политиком он не мог сказать о себе ничего достойного… Ничего, кроме того, что у него были тысячелетия практики.

Аифал, например, представлял из себя гения.

Проблема заключалась лишь в том, что опыт Аифала не был даже одной сотой от опыта Озпина. Сравнительно времени, что они провели в политике — Озпин представлял из себя старого чиновника средней руки, без особых амбиций и талантов, застрявшего на своей небольшой позиции на тридцать лет своей жизни, в то время как Аифал был гениальным ребенком, рождающимся раз в тысячелетие под счастливой звездой… Что познал для себя мир политики меньше недели назад.

Впрочем, Озпин не был удивлен или расстроен подобным — за прошедшие тысячи лет он видел сотни гениев, что умерли задолго до того, как их звезда успела взойти… И превзошел их всех — монотонным повторением одних и тех же действий.

Даже если он в очередной из дней встретиться с сотней подобных гениев — что с того? До того дня Озпин не встречался ни с одним человеком, гением или нет, что мог бы уничтожить весь мир, всю цивилизацию лишь своими силами — кроме него и Салем — Аифал, Айронвуд, Жак — никто из них не был исключением…

До того дня, как он встретил Джонатана Гудмана.

Озпин никогда не недооценивал Джонатана.

По крайней мере он всегда так думал.

Телепортация? Невероятные по разрушительности виды оружия? Могущественные спецслужбы?

Все это, безусловно, было невероятно важно и опасно, но для того, чтобы стать настоящей угрозой, что могла потребовать от Озпина самого внимательного из его наблюдений, самых отточенных из его ходов — Джонатану всегда не хватало одного…

Воли.

Воля была мерилом куда более важным и опасным, нежели любая технология, подчиненные или магия.

Какая разница, насколько продвинута и опасна винтовка в руках солдата — если тот не готов выстрелить из нее?

Озпин оценивал Джонатана с различных сторон — как мага, исследователя, правителя — но он не оценивал его с единственной стороны. Той, что всегда была посвящена лишь им двоим, ему и Салем.

Игрока.