Не то, чтобы подобное отношение с точки зрения Озпина было пренебрежительным или невнимательным — Озпин просто понимал под титулом «игрока» не то, что понимали обычные люди. Не игроки местной политики, или даже интернациональной.
Озпин считал игроками лишь его самого и Салем потому, что только они определяли путь не современности или цивилизации, а самих видов — всей истории.
Вся история была создана в их четыре руки. Текущие государства, технологии, даже ландшафт Ремнанта были созданы их руками — Озпин был жив, когда залежи праха в Солитасе только начали откладываться — и был жив сейчас, когда их начинали добывать изо всех сил.
Неважно, сколько гениальных и могущественных, подчас действительно «великих» людей и фавнов, врагов и союзников, мужчин и женщин видели перед собой за эти годы Озпин и Салем — никто из них, из тех, кто смог в свое время изменить мир — не стали игроками.
Просто потому, что такова была натура вечной игры между Салем и Озпином. Тысячелетия сражения, связанные в бесконечный танец.
Где был великий Генри Девятый? Кто-нибудь знал о его существовании в этом мире вовсе? Где были его памятники, потомки, записи?
Великий герой, создатель империй, человек, заслоняющий своим силуэтом небо — но он сгинул, тысячу лет назад — и никто из всего Ремнанта не знал о том, что он существовал.
Он был героем, воином, лидером, политиком, экономистом, завоевателем — любое из сотен тысяч эпитетов и профессий могли подойти к нему… Но он не был игроком. Никто не знал о нем сейчас — он отыграл свою партию и исчез в бурлящем потоке времени — вместе со всей своей цивилизацией.
Великие ученые? Знаменитые художники? Легендарные завоеватели?
Все сгинули, не оставив о себе ни следа, ни одного упоминания.
Когда Озпин проживал свою первую тысячу лет он неоднократно вспоминал легендарных личностей прошлого — но постепенно к нему пришло понимание…
У них не было возможности стать игроками…
Потеря Мантла и Атласа в конце концов не была для Озпина смертельна — или даже значима — спустя тысячелетия никто бы не узнал, не вспомнил об этом…
Это было… Странной мыслью. Почти отвратительной в своем непознаваемости.
Жизнь Озпина давно представляла из себя лишь одну бесконечно исполняемую, повторяемую функцию, словно бы сломавшийся многие года назад обезумевший компьютер, исполняющий раз за разом лишь одну и ту же программу — и потому он никогда не задумывался о том… Как может выглядеть жизнь, если все изменится в один день?
Великие герои и завоеватели — Озпин видел сотни подобных проходящих мимо его взгляда. Что представлял Джонатана, как не еще одного подобного? Один из сотен великих героев, чье имя сотрется со страниц истории спустя жалкие пять или десять тысяч лет?
Чтобы стать игроком — в глазах Озпина существовало лишь два критерия.
На свете были те, кто обладал волей — но что представляла из себя воля против всепоглощающих песков времени?
В конце концов Озпин относился к человечеству парадоксально. С пристальным вниманием — и вместе с тем с каким-то ленивым пренебрежением. Приглядывался к людям — и вместе с тем никогда не оценивал их чрезмерно.
Озпин позволил себя заблуждаться относительно Джонатана. Позволил самому себе отвести взгляд от единственной настоящей переменной в его неизменной игре с Салем…
Джонатан показал возможность — и показал волю.
Возможность магии. Волю на то, чтобы пойти на любые шаги для достижения его целей.
И Озпин должен был действовать сейчас, зная это.
Озпин допустил оплошность.
В великой игре Салем и Озпина это действительно нельзя было считать чем-то иным, чем «небольшая оплошность» — однако…
И когда Озпин задумался об этом — то впервые за долгие годы он не нашел столь простого и очевидного ответа, что он ожидал увидеть.
И потому Озпин решил действовать.