Так просто сказать люблю

Вид кухни после отбытия Виталия на работу меня глубоко потряс. Я лично эту сковородку кинула бы в раковину. Но я успокоила себя тем, что, наверное, он так постарался, стремясь в первый день совместной жизни показать себя с лучшей стороны. Увы, я недооценила масштабов грозящей мне катастрофы.

На исходе того же дня, не успев открыть дверь и чмокнуть меня в щеку, мой благоверный озабоченно поинтересовался:

— Ты разве сегодня не пылесосила?

Я даже не поняла, о чем он.

— Виталий, мы ведь вчера с тобой вымыли всю квартиру.

— Вот именно, вчера, — многозначительно произнес он.

— А что со вчерашнего дня изменилось? — с изумлением посмотрела я на ковровое покрытие в прихожей. Может, я что-то просыпала и не заметила? Да нет. Совершенно чисто. Ни пылинки. О чем я Виталию и объявила.

Он скривил губы.

— Пыль образуется каждый день, и пылесосить следует ежедневно. Вот ты сегодня этого не сделала, а завтра будет уже заметно.

— Глупости, — отмахнулась я. — Мы с мамой пылесосили не чаще раза в неделю. И ничего. Нормально.

На лице его воцарились скорбь и сострадание, с какими суровый, но справедливый пастырь выслушивает исповедь прихожанина, погрязшего в тяжких грехах. С трудом сдерживаясь, он отчеканил:

— Твоя мама вольна поступать как знает. А я привык дышать свежим воздухом.

— Для этого надо жить не в Москве, а на Тибете, — парировала я. — Да и там при современном состоянии экологии наверняка не всегда чистый воздух. Слушай, милый, что мы спорим из-за какой-то ерунды. Ты пришел, я по тебе соскучилась. К тому же я так устала, целый день работала.

Он скинул куртку, пиджак, снял ботинки, извлек из кладовки пылесос и принялся наводить порядок. Смотреть на это у меня не было сил. Я ушла на кухню. Возможно, мне полагалось в это время протереть там пол, но начало романа отняло у меня сегодня все силы, и я просто заварила себе чай.

Четверть часа спустя божественное жужжание смолкло, — Виталий одолел и прихожую, и комнату, и, тщательно убрав орудие труда, появился на кухне. Там он кинул неодобрительный взгляд на стоящую передо мной уже пустую чашку и бодро осведомился:

— Ну, что у нас сегодня на обед?

— Не знаю, — его вопрос застал меня врасплох. — Там вроде яйца еще остались, колбаса, сыр. Я бутербродами обошлась. У меня сегодня так хорошо начало книги пошло, даже на улицу не выходила. Думала, ты на работе уже пообедал. Неужели целый день не ел?

— Ел, естественно, но казенное. А теперь хочу домашнего. Я устал и голодный.

Я посмотрела на часы.

— Виталий, девять вечера уже. Плотно есть поздно. Вредно ведь на ночь. Перекуси чем-нибудь. Давай я тебе заварю чаю, бутербродов наделаю.

— Я хочу есть, а не бутерброды.

Я опять почувствовала себя заблудшей овечкой, которой читают проповедь о праведной жизни.

— Ну, сделай свою яичницу.

На его скулах заходили желваки.

— Яичницу я привык есть по утрам. А после работы мне нужны суп и второе.

Мне стало стыдно. В конце концов он не обязан из солидарности со мной после восьми вечера ограничивать себя в еде. Целыми днями ведь работает и по городу мотается. Я приняла решение.

— Подожди. Сейчас быстро переоденусь и поужинаем в ресторане. А завтра обещаю к твоему возвращению приготовить что-нибудь вкусное.

Глаза его сузились в щелки.

— Я не зарабатываю на ужины в ресторане.

— Но раньше-то мы ходили. — Я растерялась.

— Раньше мы не снимали квартиру! — рявкнул он.

— Деньги есть. У меня. Не проблема.

— Твои деньги, и для меня это проблема…

— Будем считать, что прокол с обедом мой и я плачу штраф, — пришла мне в голову спасительная отговорка.

— Уговорила, — со вздохом откликнулся он.

Видно было: ему неприятно, но очень хочется есть.

Я пошла в комнату переодеваться, и шок случился со мной. Мой письменный стол был девственно чист!

— Где? — влетела я на кухню. — Где мои бумаги?

— Я все их собрал и убрал в ящик стола, — невозмутимо откликнулся он. — В таком беспорядке, как ты развела, работать нельзя.

— Это не беспорядок, а порядок! — взвизгнула я. — Там все было разложено так, как мне надо! Наброски трех следующих глав! Ты все мне испортил!

— Там были какие-то грязные клочки и огрызки.

— Что подвернулось, на том и набрасывала, когда в голову приходило. Почему ты меня не спросил, можно это трогать или нет?

— А почему я должен спрашивать?

— Потому что это мой труд и моя работа! Убирай и пылесось что угодно, кроме этого. К моим столу и компьютеру не прикасайся!

— Ради Бога. Только, окончив работу, убирай свои записи, чтобы они не разлетались при малейшем дуновении по комнате.

— И не подумаю! — крикнула я. — Как привыкла, так и буду работать. Я не твоя бывшая жена.

— Она еще пока даже не бывшая!

— Кстати, подумай. Может, вернешься? — Меня трясло.

— Знаешь, Тася, есть я уже не хочу, — сухо произнес он. — И вообще ничего не хочу. Лягу, пожалуй, спать. Устал.

Так он и поступил. Правда заснуть ему удалось не скоро. Я ведь тоже легла в кровать, прижалась к нему, и вскоре мы помирились.