Так становятся звёздами. Часть 1

Её тяга к Сезару, её влечение; то чувство взаимопонимания, которое она испытывала, слушая его, действуя рядом с ним; то восхищение, которое он порой вызывал в ней, сменяющееся ужасом перед беспощадностью и быстротой его действий — они неправильны и невозможны. В любом случае, она связана с Торном и в определённом смысле уже принадлежит ему. Так какой смысл колебаться?

Она ответила: «Да».

И это было правильно. Единственным верным решением. И вспыхнувший свет в медовых глазах лишь укрепил её уверенность в этом.

Его напряжённое лицо, глаза, окружённые тёмными тенями, мокрые от испарины волосы словно запечатлелись на сетчатке глаза.

Так же, как сказанные слова запечатлелись в её памяти:

— Если ты захочешь отнять у меня свою любовь… это равносильно тому, что мой отец прикажет оставить мне мой меч, моё положение, моё достоинство… не знаю, каким образом, но тебе удалось проникнуть в моё сердце. Если ты решишь его у меня забрать, что мне останется?

Притихнув, боясь пошевелиться, Гаитэ вслушивалась в непривычной тихий, едва различимый голос.

Когда Торн резко приподнялся на подушках, облокачиваясь на правую руку, она едва удержалась от испуганного вскрика, заметив зажатый в левой руке стилет.

Глаза её испуганно распахнулись, когда Торн навис над ней, зажимая острый кинжал в руке, а затем, развернув его, приставил острие к собственному горлу.

— Заберёшь свою любовь — забери так же и мою жизнь. Она всё равно принадлежит тебе. Ббез тебя я был бы приговорён к смерти уже дважды.

— Торн, хватит! Ты пугаешь меня!

Гаитэ боялась шевельнуться, чтобы не спровоцировать ещё какую-нибудь дикую выходку с его стороны.

— Прекрати, пожалуйста! — взмолилась она. — Я всё уже сказала. Между мной и Сезаром не было ничего, кроме общего дела. Не было и быть не могло! Я люблю тебя и буду принадлежать тебе одному. А сейчас, прошу, умоляю, дай нам обоим необходимую передышку. Иначе у меня просто начнётся истерика, честное слово.

Она мягко отвела его руку, зажимающую кинжал в сторону. Торн позволил ей разжать себе пальца и убрать нож.

— А сейчас, ложись спать, — потянула она его на подушки.

Покорно, словно ребёнок, он опустился на место. Лёгкая дрожь ещё продолжала сотрясать его тело.

Гаитэ заботливо, словно мать, укутала широкие плечи пледом и прилегла рядом.

Ей очень хотелось плакать. Но такой роскоши она позволить себе не могла.

Так и уснули, держать за руки и глядя в потолок, думая каждый о своём.

Глава 27

Гаитэ надеялась, что, когда проснётся, Торна рядом уже не будет. Ей необходимо было побыть в одиночестве, отдохнуть от всех треволнений, как следует всё взвесить. И, хотя сама для себя она считала решение принятым и на попятный идти не собиралась, всё же ей требовалась пауза, чтобы привыкнуть к принятому решению.

Уже то, что она колебалась, являлось сигналом — увы, не всё так просто и однозначно.

Но почему?! Она ведь никогда не была легкомысленной, ветреной женщиной; не была склонна к тому, чтобы избегать ответственности или решений. Если рассмотреть ситуацию бесстрастно, разве был у неё повод для колебания? Разве между ней или Сезаром шла речь… да вообще хоть о чём-то шла речь? Нет! Так откуда это чёртово ощущение, что она должна выбирать? Не должна. Да и не из чего.

Всё так, если придерживаться фактов и голоса разума. Но шестым чувством, более глубоким, чем доводы рассудка, Гаитэ знала, что не обманывается — между ней и Сезаром было неуловимое для других созвучие, которое трудно объяснить, если не пережил когда-то нечто подобное сам.

Торн Гаитэ нравился. Ещё совсем недавно она считала, что любит его. Он не был безразличен и сейчас, и всё же… всё же, если бы она могла выбирать без оглядки на обстоятельства и чувства других людей, долг перед страной, герцогами и духи знают, чем ещё — она бы выбрала Сезара.

Но так нельзя. Жить по зову сердца было бы прекрасно, но в мире никто не свободен, и она не исключение. Счастлив тот, кто может дать волю чувствам, но таких в мире единицы. Слишком часто выбор стоит ребром: своё счастье оплатить чужой бедой и слезами. Кому-то цена кажется пустячной, кому-то непомерной.

В случае с Торном Гаитэ понимала, что его чувства к ней искренни и горячи, но не глубоки. Как у капризного ребёнка, тянущегося за новой игрушкой в намерении получить её любой ценой. А то, что игрушка была нужна кому-то ещё, кроме него самого, лишь укрепляло его упрямство и решимость. Но стоило поддаться слабости и обострения конфликта между братьями не избежать. С учетом всего, это может обернуться катастрофой как личной, так и куда большего масштаба.

С братьев Фальконэ, страстных, безоглядных, станется схлестнуться из-за неё всерьёз, на самых высоких ставках. И учитывая характер обоих, у Сезара куда больше шансов выйти победителем.

Дай Гаитэ ему хоть малейшую надежду он не остановится не перед чем.

Сердце Гаитэ замирало и волновалось при одной мысли о том, что даже смерть Торна вряд ли остановит Сезара. Это как решит разом все его проблемы; откроет доступ к тому, что столь желанно для его сердца — к любимой женщине и к власти.