Так становятся звёздами. Часть 1

Гаитэ не знала откуда и почему, но уверенность в том, что подобные мысли не только бродят, но и укрепляются в голове Сезара, не оставляла её.

Они не были с Сезаром похожи ни в чём: ни характером, ни склонностями, ни убеждениями, но она отчего-то чувствовала его душевные порывы так, словно слышала обрывки мыслей.

«Если Торна не станет… И если подозрения не падут на него самого…».

Гаитэ испуганно села, рассеивая остатки сна или как ещё назвать то странное полузабытьё, в котором она прибывала?

— Что случилось? — спросонья зевнул Торн, прикрывая рот рукой.

— Ничего. Приснился кошмар, — буркнула она, пытаясь подняться.

Но просто встать и уйти не получилось. Торн поймал ей за руку и потянул на себя, обратно в кровать.

— Куда это ты так торопишься?

Гаитэ не была настроена на лирический лад. Меньше всего ей сейчас хотелось ласк, объятий и поцелуев. Когда голова рвётся от тяжёлых мыслей, а сердце — от тягостных предчувствий, тело становится бесчувственным. Но отказать Торну сейчас было равносильно тому, что поставить точку в их отношениях и признать, что его подозрения имели под собой основания. Поэтому Гаитэ уступила, лишь бы не усложнять, не затягивать слишком и без того запутанный, противоречивый клубок.

«Я сделала свой выбор, — внятно произносил голос внутри Гаитэ. — И ничего не изменить. Если я отвергну его, это приведёт к очередной ссоре, укрепит в уверенности, что я не люблю его. Или люблю, но недостаточно сильно, чтобы не грезить о другом. И о ком?! О его брате. Как так случилось, что человек, которого я совсем недавно считала последним негодяем, внезапно стал столь притягательным для меня? Что за наваждение?».

Поначалу Гаитэ ощущала лишь невыносимую горечь. Она ведь выросла с убеждением в том, что брак — это сделка. Что он не имеет ничего общего с любовью. И уже одно то, что её будущий муж хорош собой, молод и любит её можно считать дарами судьбы.

Хотя — любит ли?..

В сероватом рассветном сумраке лицо Торна было словно незнакомым. Тело, лежавшее на ней, было тяжёлым, а под своими руками, обнимавшими его, Гаитэ ощущала сильные, словно витые канаты, мышцы.

Но у него были тёплые, мягкие губы. И прикосновения, вопреки ожиданиям, были такими нежными, что Гаитэ почувствовала, как потихоньку словно оттаивает, слабеет и действительно подчиняется ему, увлекающему за собой, как поток увлекает упавшую в него песчинку.

В теле начало разгораться тепло, всё жарче и жарче, пока не превратилось в пламенеющий, яркий цветок, опаляющий её блаженным, ослепительным светом.

Это было словно волна, накрывающая внезапно и с головой, так, что Гаитэ невольно не смогла подавить тихий полувсхлип-полустон.

— Доброе утро, госпожа герцогиня, — улыбнулся Торн.

А Гаитэ, всё ещё потрясённая своей внезапной капитуляцией, нашла в себе силы лишь слабо кивнуть.

В дверь постучали. Упреждая возражения Гаитэ Торн поспешил сам отворить замок, предварительно грубо осведомившись:

— Кого чёрт принёс?

— Господин, откройте, это я.

— Маркелло? — Торн рывком распахнул дверь. — Чего тебе надо?

— Господин, вас повсюду ищут. Его Величество срочно вызывает к себе.

— Что-то случилось? — нахмурился Торн.

— Не могу знать. Меня никто в тайны не посвящает.

— Ладно. Сейчас приду. Ступай, — махнул он рукой. — Боюсь, сеньорита, что я не могу наслаждаться вашим обществом столько, сколько планировал. Долг вынуждает меня повиноваться приказам отца.

Откинув рукой полог, Гаитэ взглянула на Торна с улыбкой:

— Я не смею вставать между вами и вашим долгом. Но я буду ждать вас, как и полагается преданной… хм-м? Невесте? Или — любовнице?

Гаитэ пыталась пошутить, но Торн слишком буквально воспринял её слова.

— Я поговорю с отцом о нашей свадьбе и постараюсь, чтобы дату назначили, как можно быстрее.

Отчего-то в последнем Гаитэ не сомневалась. Всё лучше всего сбывается именно тогда, когда тебе не очень-то этого и хочется.

Впрочем, близость с Торном принесла покой в душу Гаитэ. В жизни по-всякому бывает. Иногда тело идёт вослед за душой, иногда — душа вслед за телом.

Гаитэ успокоилась, поняв, что её мимолётное умопомрачение не могло быть ничем больше, чем «вспышкой молнии». В глубине души она надеялась, что её странная одержимость Сезаром пройдёт также внезапно, как накатила.

«Это как болезнь. Нужно просто подождать до выздоровления», — сказала она самой себе и решила больше об этом не думать.

Приставленная к ней придворная дама (как странно, никогда раньше Гаитэ не прислуживали даже обыкновенные крестьянки, а теперь ей, оказывается, полагается личный придворный штат!) решила, что её госпоже необходимо добиться полагающегося положения блеска. Несмотря на то, что Гаитэ раздражали властные холодные манеры приставленной к ней знатной наперсницы, она старалась сдерживаться.

В комнату доставили лохань для купания, наполнили её горячей, на грани терпения, водой. В воду добавили миндаль, порошок с запахом листьев лавра и отвара из лаванды. После того, как Гаитэ разомлела от кипятка, её уложили на кушетку, и толстая банщица с четверть часа растирала кожу пронзительно пахнущим розовым маслом.