Так становятся звёздами. Часть 1

— В любовных делах думать — это лишнее. Уж поверь мне! — засмеялся Торн, по-быстрому облачаясь в одежду.

— Стоит ли? С учетом того, до чего тебя доводит твоё бездумное поведение? — приподняла она брови.

— Не напоминай! — отмахнулся Торн. — Но твои травки отлично помогли. Мой лекарь был в крайнем недоумении, но вынужден оказался констатировать, что я чист. Впрочем, ты ведь и сама это знаешь? — подмигнул он. — Не настолько ты вчера отдалась чувствам и не думала, чтобы забыть о таких вещах.

— Это упрёк?

— Упрёк? Нет! Скорее зависть. Как тебе удаётся быть такой сдержанной и осторожной? Никогда так не умел.

— К сожалению, не всегда я бываю сдержанной, в чём ты вчера имел прекрасную возможность убедиться.

— Мы же договорились: ты больше ни о чём не жалеешь?

— А мы об этом договорились? — засмеялась Гаитэ.

— Ты ведёшь себя как капризный ребёнок, — фыркнул он, в несколько ловких движений зашнуровывая на груди колет.

— Нет, — огрызнулась Гаитэ. — Это ты пытаешься быть деспотом.

— Я стремлюсь совершенно к другим вершинам, — со смехом Торн подскочил к Гаитэ, схватил её в охапку и покружил по комнате. — Я хочу стать единственным в твоей жизни, первым и последним мужчиной.

Потом лицо его вдруг резко помрачнело:

— Святые духи, Гаитэ! Ты едешь фактически на войну, а на войне женщинам не место! Я должен поговорить с отцом…

— Разве ты уже не говорил с ним?

Торн помрачнел ещё больше:

— Говорил. Отец непреклонен. Ему нужны эти чёртовы провинции, чтоб им сгореть!

— Надеюсь, гореть никому не придётся. Именно потому твой отец и настаивает, чтобы предотвратить новые войны и пожары. Я одного не пойму, почему вместо твоего брата не можешь поехать ты?

— Потому что войско, которое возглавляет брат, представляют собой приданное его жены, от которой он теперь пытается отречься…

Мгновенно заметив перемену выражение лица Гаитэ, которая в глубине души опасалась того же: что, получив желаемое, Фальконэ и её сбросят со счетов, он тряхнул головой.

— С тобой этого не произойдёт. Наш брак не только политический. Нас связывает любовь.

— Ты так легко говоришь об этом? Любовь самое дорогое, что есть в нашем мире, но вот парадокс — ничто иное люди не ценят так дёшево. Если даже армия не может гарантировать верность твоего брата его жене, как могу я не волноваться?

— Дорогая, союз моего брата и его супруги изначально был фиктивным. Одним из условий его брака была негласная договоренность о том, что на права супруга Сезар никогда не станет претендовать, что вернёт своей дорогой жёнушке свободу при первой же возможности. За свой статус замужней женщины не обременённой супругом дамарасплатилась армией наёмников. Так что, сняв оковы с этой дамы, предпочитающей, к слову, девочек мальчикам, брат всего лишь последует принятому соглашению.

Гаитэ с удивлением слушала Торна и не понимала, отчего с облегчением воспринимает мысль о том, что Эффидель и Сезар не лгали — по крайней мере, в этой части.

А может быть, вообще не лгали? Может быть семейство Фальконэ не такой уж и серпентарий, как она вообразила?

— Мы способны быть вероломными к врагам, но своим мы верны. А ты теперь часть семьи. Тебе не о чем беспокоиться. Договорились?

Гаитэ кивнула.

— Пошли, провожу тебя до твоих покоев.

— Прилично ли это?

— Прилично, — уверенно заявил Торн, беря её за руку. — А если и нет, то никто не посмеет даже намекнуть об этом в моём присутствии. Не рискнёт. Ты — моя женщина. Обидеть тебя — бросить вызов мне.

Гаитэ не была так уж уверена в том, что хочет афишировать случившееся. Но, с другой стороны, влиять на Торна она всё равно не могла. Надеялась, что в будущем он научится считаться с её мнением в большей степени, чем готов был делать это прямо сейчас, но пока всё, что оставалось, это следовать за ним.

Словно назло, не успели они дойти до лестницы, как столкнулись с Сезаром. Тот был в запылённом костюме для верховой езды. То ли не ночевал дома, то ли успел с утра уже съездить куда-то и вернуться.

Скользнув непроницаемым, жёстким взглядом по счастливой парочке, он поклонился с отменной вежливостью:

— Доброе утро брат. Доброе утро, сеньорита. Или, — уголок его надменных губ презрительно искривился, — правильнее будет сказать — сеньора?

Гаитэ с ненавистью глянула в жёсткое, горбоносое лицо, при этом изо всех сил стараясь выглядеть равнодушной. Не выказывать ни своего смущения, ни злости.

С чего ей смущаться? С чего её вообще должно интересовать мнение этого выскочки?

Некстати вспомнились слова, что приписывали Сезару, сказанные о её матери: «Свои крепости она защищала куда решительней, чем свою честь». Стоило подумать об этом, как Гаитэ ощутила приливающую к щекам краску. Вот демон!

— Иди, куда шёл, Сезар, — тихо проговорил Торн. — Отцу не понравится, если мы вновь поссоримся. Да и твой нос ещё до конца вряд ли успел зажить, брат.

— Я вовсе на намерен с тобой драться. Просто невежливо было бы с моей стороны пройти мимо и не поздороваться.

— Раз ты выполнил свой долг, ничто не мешает тебе двигаться дальше.