— У меня тоже. Но ревности на это плевать! Я не могу перестать ревновать вопреки голосу разума! Я знаю, ты не моя, никогда моей не будешь. Знаю, Торн имеет все права, но я готов проклясть брата за каждую ночь, что вы проводите вместе. Каждый раз я словно горю, но не сгораю. И мучениям нет конца. То, что ты могла почувствовать вчера лишь тень моих мук, Гаитэ. Торн всегда тенью стоит передо мной. Мне даже просто смотреть на тебя не дано. Сегодня он опять увезёт тебя в свою клетку, ты покорно последуешь за ним, как и полагается безупречной жене. Его ты во вчерашнем не винишь — только меня.
Сезар несколько секунд смотрел ей в лицо. Вдруг выражение его лица изменилось, глаза сделались колючими и злыми. Подойдя к столу, он достал два бокала, наполняя их на треть.
Один протянул Гаитэ:
— Выпьем? За новые титулы и старую любовь.
Гаитэ не шевельнулась.
— Не желаете? Тогда, может быть, за старые титулы и новую любовь?
— Я не хочу пить.
— Прошу вас! Залечим раны, телесные и душевные?
Гаитэ не пошевелилась, пытаясь понять, в какие игры он играет.
— Что же вы? Не желаете лечиться? Или на вашей душе раны не такие глубокие, как вы вчера пытались меня убедить?
— Я не пью вина. Ты же знаешь!
— Всего несколько глотков? Неужели даже этого с вашей стороны я не стою?
— Сезар, это смешно! Для вас действительно важно, чтобы я выпила это? — Гаитэ приняла бокал из его рук, слегка взбалтывая, так, чтобы вино закружилось, колыхнувшись. — Что в нём такого? Приворотное зелье? Или яд?
Не отвечая, согнув локоть, он одним глотком, залпом, осушил свой бокал до дна. Поставив его на стол, он упёр руки в бёдра, не сводя с Гаитэ прищуренных глаз:
— Не станете пить? Почему? До такой степени мне не верите? Если бы вино подал вам Торн, вы бы его уже выпили. Но ведь я не мой брат? Я тот, в ком нет ни капли добра — одно зло! Что ж?
С каждым словом он подходил всё ближе, их вновь разделяло всего каких-то несколько шагов.
— Возможно, Гаитэ, когда-нибудь я решу, что вы недостойны моего вина.
Он протянул руку, но она отвела свою в сторону.
— Верните, — потребовал он.
Гаитэ покачала головой.
— Ну же? — настаивал он.
Она снова покачала головой.
— Тогда — пейте!
Не сводя с него глаз, медленно, Гаитэ поднесла к губам край бокала и, словно целуя, потянула темно-алую, похожую на кровь, жидкость.
Незнакомый вкус дразнил язык и раздражал нёбо, растекался жаром по венам, кружил голову. Она тяжело дышала, словно после бега, и грудь её взволнованно то поднималась, то опускалась.
Гаитэ каждым нервом чувствовала остроту желания Сезара. Жар, едва ли не запах его страсти, заставляющей её кровь приливать к щекам. Казалось, воздух вокруг полон готовой разразиться грозой; казалось между ними бежит невидимый ток, в любой момент готовый дать воспламеняющую искру.
Он словно превратился в тянущий к себе магнит, а она была сделана из железа.
Как хотелось забыть обо всём, мгновение позволить себе быть слабой.
Просто быть самой собой.
Но внизу ждёт Торн. Её муж. Их король.
Человек, в числе достоинств которого милосердие и склонность к пониманию и всепрощению не числились в списке.
Её слабость может стоить Сезару жизни. Эта мысль словно ведро ледяной воды разом смыла очарование момента.
И вовремя.
Сезар как раз шагнул к ней, чтобы заключить в объятия, но рука Гаитэ с опустевшим бокалом упёрлась ему в грудь.
Она заставила себя спокойно и холодно посмотреть ему в лицо:
— Ваше вино крепкое, отлично кружит голову. Но вы правы, я — безупречная жена. И намерена оставаться такой и впредь.
Его лицо — от выражения, застывшего в этот момент на нём у Гаитэ защемило сердце. Сезар не мог не видеть, что его чувства более, чем взаимны, не чувствовать того волшебства, которым наполнялось пространство, стоило им остаться наедине.
— Гаитэ…
— Мне пора идти!
Она почти бегом устремилась к двери, обернувшись на пороге, окидывая взглядом комнату и Сезара, похожего на стройного чёрного демона в своей чёрной рубахе на шнуровке с широкими, пышными рукавами. Из-за одежды его широкие плечи казались словно бы шире и особенно ярко контрастировали с узкими бёдрами.
Он с тоской смотрел ей вслед, как и всякий мужчина, не умея понять, почему женщины так резко меняют свои настроения. Отчего они столь капризны и вероломны?
Глава 10
Гаитэ приказала Кристофу явиться к ней, как только это стало возможным.
Дел действительно навалилось немало, ведь стоило одновременно позаботиться о двух крупных мероприятиях — похоронах и коронации.
Торн с Гаитэ был сама нежность и предупредительность, уже в этом таилось несоответствие с его истинным характером. Обычно он не брал на себя труда сдерживать душевные порывы, а тут за несколько дней ни одной сцены, ни намёка на вспышку ревности? Просто пушистый зайка!
Это говорило о многом. Например, о том, что он гораздо лучше умел контролировать свои чувства, чем она думала раньше. Или о том, что, чувствуя за собой вину, предпочитал играть роль милого, верного мужа?
Торн казался оживлённым, шутил, много смеялся. Разыгрывать печаль по поводу по поводу безвременной кончины шурина даже и не думал.