Так становятся звёздами. Часть 2

— Это одно и тоже. Я — всего лишь женщина, а твой брат — он мужчина во мне. Он — мои возможности, мои руки, моя воплощённая мечта.

— Да вы словно одержимая! Нет во власти ничего такого, что стоило бы столько загубленных жизней. Разве вы не боитесь, что, поставив на карту всё, в одну ужасную ночь потеряете вашего любимого сына? Я знаю Торна куда лучше вашего. Он далеко не глуп и вовсе не слаб. Это лишь маска, что он носит напоказ, обманывая легковерных. В действительности Торн изворотлив, как змей, хитёр, как лис, жесток, как волк и упёрт, как бык. Он любил меня, мама! Но стоило мне единственный раз пойти ему наперекор, и он раздавил меня, как пустую скорлупу, не дрогнув и не колеблясь. Вы хотите бросить ему вызов? Отнять у него то, что ему дороже всего — его корону? За то, что я хотела всего лишь уйти, он приговорил меня к смерти. Подумайте, на что вы обрекаете вашего сына?

— На победу.

— Уверены?

— Неужели ты не понимаешь? — всплеснула руками Стелла. — У меня нет выбора! Рано или поздно (но скорее рано) Торн обезглавит нас всех. Или отравит — по настроению. Клонить голову, принимать судьбу с покорностью я не стану — я буду драться. Фальконэ — быки, но мы, Рэйвы, тигры. Вряд ли их рога окажутся острее наших зубов и когтей. Не быки охотятся на тигров, Гаитэ — тигры на быков. Мы выиграем, я знаю. Круг всегда заканчивается там же, где берёт начало. Рэйвам суждено стать королями.

Гаитэ покачала головой.

— Ладно, — кивнула она. — Что за роль отведена в вашей игре Сезару?

— В качестве союзника он бесценен, особенно сейчас. Одного у младшего Фальконэ не отнять — он умеет вести за собой людей.

— Вы полагаете, Сезар согласиться выступить против брата?

— Который приговорил его к пожизненному заключению, а его любимую женщину к смертной казни? Да! Он выступит против него, — сузила глаза Стелла. — Хотя бы для того, чтобы отомстить.

— У Торна было право казнить меня. Королева, изменившая своему королю, совершает государственную измену.

Стелла взглянула на дочь с тревогой и в то же время с презрением:

— Ты готова оправдать того, кто отправил бы тебя три назад на смерть?

— Он имел на то право.

— Ну, а Сезар имеет право с его правом не согласиться, — иронично усмехнулась Стелла.

— С трудом могу представить себе, чтобы Сезар согласится работать на вас.

— Уже согласился.

— Быть не может.

— Он дал слово, что мы выступим единым фронтом под одним флагом. Такова была моя цена.

— Цена за что?

— Ему не у кого было просить помощи в твоём спасении кроме меня. А я потребовала в обмен на убежище, людей и деньги, лояльности и верности Рэйвам.

Гаитэ потрясённо смотрела на мать, потом горько рассмеялась:

— Вы неподражаемы! Воистину бесподобны! Да что вы за человек такой? Что за женщина? Я — ваша дочь! По-вашему, это Сезар должен быть вам благодарен за моё спасение?! Да у него любовниц, как грязи, на каждой улице — с десяток. Почему вы считаете, что для него я стою хоть на монету дороже, чем для вас?

— Потому что он ведёт себя так, словно стоишь. А что касается торгов, душа моя, так торгует тем, чему назначают цену. Он, не торгуясь, купил то, что я продала. И не делай такого лица. Я всё равно нашла бы способ вытащить тебя из лап Торна.

— Сомневаюсь, что хоть палец о палец бы ударили!

— Чтобы ты обо мне не думала, Гаитэ, я никогда — никогда! — не действовала против тебя. Как могла я всегда тебя защищала. Пойми уже наконец, что расчёт не отменяет чувств. Ты — моя дочь, моя плоть и кровь и этого не отменить. Но правда так же и в том, что я не гнушалась и не погнушаюсь использовать тебя для достижения моих цели, если того потребуют обстоятельства. У этого есть красная черта, я не согласна платить твоей жизнью. Но неудобствами, чувствами и слезами — да. Мы играем в жёсткую игру, здесь слишком высоки ставки, однако я всегда была на твоей стороне и на стороне твоего брата, потому что он и ты — это и есть я.

Гаитэ не сомневалась, что сейчас мать говорит искренне. Они — тигрица, и чувства её — хищные, жестокие и беспощадные, жгут огнём, но не дают тепла.

— Я хочу поговорить с Сезаром, — повторила она.

— Говори, с кем хочешь, — с досадой взмахнула рукой мать, перед тем, как выйти.

Гаитэ с трудом сдерживалась, чтобы не начать истерично хохотать. Или рыдать. Да что же это такое?! Она раз за разом проходит через одну стену, чтобы лбом упереться в другую? Сомнений в том, что мать расправится с Сезаром при первом же удобном случае у неё было. Нужно бежать. Бежать отсюда. Если они хотят выжить — прочь, без оглядки. Эта земля жжёт пятки. И если не покинуть её, от них обоих останется один лишь пепел.

«А что будет с Торном?», — шепнул далёкий голос, заваленный пеплом от недавнего кострища.

— А Торн пусть сам о себе позаботится.

Год назад она согласилась стать для него охранным амулетом и, несмотря на всё коварство матери, этот амулет действовал, сберегая ему жизнь. Но он сам выбросил его в помойку и теперь будь что будет. Как и сказала Гаитэ — они ничем больше не связаны.