Так все и было, или рассказы бывалого одессита

— Крупные остались, — по-одесски достойно ответил я ему.

— Хорошо! — рассмеялся Аркадий Ильич, — а вы как истинный одессит с юмором дружите. Хотите на эту тему анекдот?

— Кто ж в Одессе анекдота не хочет?

— Значит «продаю». Бесплатно, — показал пальцем вверх Аркадий Ильич.

— Один мой приятель жил на Молдаванке. Старый дом. Старая мебель. Встречаемся мы с ним, говорит: «Тараканы в диване завелись», совета просит, как избавиться от них. Говорю я ему: «Начни с «Дихлофоса». Встречаемся через неделю, он мне говорит: «Пять флаконов «Дихлофоса» истратил и ничего». Я ему говорю: «Слышал я, что раствором хлорки диван протереть надо». Встречаемся через несколько дней, говорит: «Диван хлоркой протер и ничего». Тогда я говорю: «Санстанцию вызови». Встречаемся после, говорит: «Опять ничего». «Слушай», — спрашиваю я его, — «а диван, что у тебя дорогой?» «Нет» — говорит — «разваливается». «Так выкинь его на свалку и новый купи». Встречаемся снова через пару дней, спрашиваю: «Как дела?» «Ничего не получилось» — говорит. «Как?» — спрашиваю — «не получилось? Ты диван вынес на свалку?» «Вынес» — отвечает он — «Так они его, сволочи, опять домой занесли».

Я громко рассмеялся.

— Спасибо, Аркадий Ильич. Анекдот в тему.

Мы долго беседовали об Одессе и время в полете прошло быстро. На прощание Аркадий Ильич попросил меня передать привет Дюку и я его передал. Когда мы вышли с Лориной из аэропорта в Домодедово, я обратил внимание на ее очень поникший и усталый вид. Лорина была красивой девушкой, но после нервнопаралитических газовых баталий вид у нее был, мягко говоря, неважный. До наших рейсов оставалось около пяти часов, и я предложил поехать перекусить в «Славянский базар». Мы выпили там по пятьдесят хорошего коньяку, закусив блинчиками с красной икрой. Нас немного расслабило.

Шел дождь и было тоскливо. Во Внуково мы ехали в такси. Таксист попался разговорчивый. Жаловался на коммунистов, плохие дороги, дефицит продуктов и вообще на всех идиотов, включая, видимо, и себя. Серый дождь сопровождал нас всю дорогу, казалось, по-осеннему, по-философски расставляя все на свои места. Каждый думал о чем-то о своем. Объявили посадку на рейс Москва—Одесса.

— Ну, все, — сказал я Лорине, — будем прощаться.

— Ты на последнюю сессию прилетишь? — с грустью в глазах спросила Лорина.

— Ну конечно прилечу. А почему ты спрашиваешь?

— А эти придурки, — как-то чувственно заволновалась Лорина, — они же тебе этого не забудут.

— Та, ладно. Знаешь, сколько таких придурков повсюду. Если всех бояться — жизни не хватит.

— Ну, хорошо, — Лорина посмотрела мне в глаза и положила руку на плечо, — значит, будем прощаться. Тебя, конечно, ждет семья, меня муж. Значит, до следующей сессии.

— Да, — сказал я, — до следующей сессии, в городе, трижды-герое Абакане.

— Ты снова шутишь? — у Лорины потекли из глаз слезы.

— Ладно, — сказал я, — мне пора.

Мы поцеловались и я уверенно зашагал к стойке регистрации. Зарегистрировав билет — обернулся. Лорина стояла на том же месте, вытирая слезы. Я махнул ей рукой и прошел в зал вылета. Я летел в Одессу. Капельки осеннего дождя рассекали стекло иллюминатора. На душе было и радостно и грустно. Я вспоминал сессию, Абакан, друзей, Лорину, все эти события, суматоху, но главное — я летел домой, в Одессу. Невольно мне вспомнилась лирическая песня Утесова и я тихонько запел:

«А жизнь остаётся прекрасной всегда,

Хоть старишься ты или молод,

Но с каждой весною так тянет меня

В Одессу, мой солнечный город…»

Это было в эпоху «дорогого и всеми горячо любимого» Лео­нида Ильича, эпоху развитого социализма, переходящего в длительный застой. У моего отца был друг Валик, который пробыл в заключении в общей сложности двадцать пять лет. Когда я поинтересовался у него, за какие такие дела он получил такой нереально большой срок, то он ответил, что в юношестве превысил пределы самообороны, с употреблением «режика», как он сам об этом сказал, а затем и в самой зоне еще два таких же «режика». Вот так и получилось...

Мы играли в домино. Я, папа, Валик, попивали пяти­звездочную «Десну», при этом Валик смешно морщился, заедая коньяк лимоном. С каждой выпитой рюмкой у Валика поднималось настроение и, расслабившись, он начал мне рассказывать одну очень интересную историю.

В самом конце своего крутого срока в зоне он уже был признанным авторитетом.