Такая большая любовь

Минни де Мондес была женщиной деятельной и светской. Ее примерки требовали значительного времени. Модистка ее обожала, как кондитер мог бы обожать клиента, каждые две недели заказывающего фигурный торт.

Минни представляла семью по любому поводу, когда было необходимо показаться. Она служила извинением отсутствующим дядюшке, тетушке, мужу, и ее величавый вид воспринимался как настоящая честь и заплаканной вдовой, и простушкой, увенчанной флердоранжем, и новым председателем суда, ради которых она побеспокоилась. Минни владела особым искусством проплывать по нефам церквей и первой прибывать к кропилу или ризнице. Она занималась обаньским домом, где семья, за исключением Владимира, проводила самые жаркие недели лета. Была заместительницей председательницы в благотворительной организации «Кусок хлеба» и членом комитета «Ложка молока». К тому же, превосходно играя в бридж, более-менее покрывала за карточным столом, по ее утверждению, свои расходы на транспорт.

Такое количество растрачиваемой энергии свидетельствовало о некотором доверии к жизни и плохо согласовывалось с врожденным пессимизмом и слабыми физическими возможностями графа Владимира.

Записавшись добровольцем в 1918-м, в последний месяц войны, он не успел отличиться, но зато подхватил в армии плеврит, от которого, как он считал, так никогда полностью и не оправился. Лично для него победа обернулась потерей пресловутого польского наследства. Наконец, в довершение всех бед, он совершил ошибку, женившись на женщине гораздо крупнее себя.

Граф де Мондес рано пришел к мысли, что все усилия, которые мы делаем ради ближнего — человеколюбие, преданность, простое сочувствие, — на самом деле не более чем проявления скрытого эгоизма, потребности быть необходимыми, вызывать восхищение, благодарность; или же следствие низменного взаимного расчета. Примеров такой лицемерной добродетели вокруг него хватало. Не имея никакой надобности в чужом уважении, чтобы уважать самого себя, граф де Мондес и мизинцем не шевельнул бы ради кого бы то ни было. Да надо признаться, никому и в голову не приходило ожидать от него малейшей услуги.

Когда живешь один, много думаешь. Граф де Мондес размышлял над происхождением вещей и существ. Первоосновы жизни заключены в зародышах и семенах. В зернышке яблока содержится вся необходимая энергия для будущей яблони, а сердцевиной одной дыни можно засеять целое поле в Кавайоне. С другой стороны, известно, что клеточную материю сохраняет алкоголь. Вот почему граф де Мондес с такой заботой собирал за столом ядрышки и семечки, которые сначала высушивал на карнизе окна, а потом запихивал, дабы извлечь их «первооснову», в пузырьки с чистым спиртом, купленные у аптекаря. Таким манером он составлял себе жуткие напитки, которые потреблял малыми дозами, учено чередуя все энергии садов и медленно разрушая себе печень.

Когда тем вечером жена вторглась в его комнату, он удивленно спросил:

— Что случилось, друг мой? Еще не конец месяца.

Граф и графиня де Мондес все-таки ежемесячно встречались для рассмотрения совместных расходов, поскольку раздельно владели имуществом. Мондесы приняли эту предосторожность при заключении брака из-за польского наследства. Так что каждый из супругов сам покрывал свои траты. У графа Владимира их почти не было. Чтобы не платить за уборщицу, он самолично подметал свою комнату, расположенную прямо над кабинетом каноника, и ждал каждое утро, когда госпожа Александр выйдет во двор, а затем выбрасывал мусор в окно.

Зато Минни была весьма расточительна. Оставляла в своей комнате свет до поздней ночи. Надо думать, наследство ее отца, господина д’Олеон-Бодана, бывшего судьи гражданского суда, оказалось более значительным, чем предполагали. Или сама Минни была настоящей деловой женщиной и сумела, прислушиваясь к правильным мнениям, добиться от своих ценных бумаг плодоносности. Во всяком случае, Владимир никогда в это не вникал.

— Что же случилось, Маргарита? — спросил он снова, впервые за долгие годы используя настоящее имя своей жены, чтобы подчеркнуть всю необычность ее визита.

В тот самый час, когда графиня открывала своему супругу глаза на беспутство Лулу, тот, закончив стенографировать важный доклад о динамике рынка цитрусовых, разглагольствовал в кафе-мороженом в компании своих приятелей. Там он чувствовал себя королем. Его звали «де Мондес», его слушали, от него даже никогда не ждали, чтобы он заплатил по счету. Среди сыновей фрахтовщиков, этих юных масляных принцев и мыльных дофинов, он выглядел истинным аристократом.

Развалившись на стуле перед коктейлем «нуайи-кассис», он говорил о женщинах — веско, со знанием дела. У него в настоящий момент любовница корсиканка, великолепная девица, которая осталась в Марселе из-за любви к нему. Влюблена до такой степени, что порой по ночам начинает рыдать без причины.

— Надо понимать, нервы у них устроены не как у нас… И к тому же она наверняка инстинктивно чувствует, что это не продлится вечно, что скоро конец.

Ибо Лулу начал уставать от нее, как и от других. Всерьез подумывал о женитьбе.