Такая долгая жизнь

В конце тридцать девятого года человек начальника службы безопасности Гейдриха, агент-двойник, работавший на СД и абвер, Герман Келлер встретился в Швейцарии с берлинским адвокатом Эйчатом. Тот тоже работал на абвер. Изрядно выпив с коллегой Келлером, Эйчат проболтался о том, что в Германии генералы во главе с генерал-полковником в отставке Беком и Гальдером готовят заговор против Гитлера. Будто бы Гальдер лично послал его, Эйчата, чтобы оглядеться, и что некий Иозеф Мюллер из абвера постоянно бывает в Риме с целью договориться с англичанами о мире.

Келлер обо всем этом доложил лично Гейдриху. И на этот раз новость Остеру и Канарису сообщил начальник имперской уголовной полиции, крупный чин в штабе Гиммлера Артур Небе. Надо было срочно что-то предпринять и опередить Гейдриха. Выяснить, откуда Эйчат получил эти сведения, не удалось: его нашли в своей берлинской квартире с пулей в груди. Можно было только догадываться, что Эйчат, как и Келлер, работал также на СД. Гейдрих что-то пронюхал о связях абвера с англичанами и использовал Эйчата как подсадную утку.

Канарис немедленно вызвал Мюллера на Тирпицуфер и, к изумлению обер-лейтенанта, который ничего не знал о случившемся, продиктовал ему докладную записку, в которой сообщалось, что он, Мюллер, в Ватикане узнал о заговоре генералов против Гитлера. В числе заговорщиков он назвал генерала Фриче, погибшего в Польше, и Рейхенау. С этим документом Канарис немедленно отправился к Гитлеру. Тот, увидев фамилию Рейхенау, который пользовался как генерал-нацист особым доверием фюрера, даже не стал читать до конца.

— Зачем, адмирал, вы пришли ко мне с этой чепухой? — Он так и сказал: «Квач!» — Займитесь настоящим делом.

В тот же вечер Канарис отправился к своему соседу по дому Гейдриху и за чашкой кофе, как коллега коллеге, признался, что был сегодня у фюрера и представил ему доклад своего «надежного агента Мюллера» о заговоре генералов против Гитлера, а фюрер так непочтительно отозвался об этом докладе…

— Может, еще чашечку кофе? — предложил Гейдрих, как бы пропустив мимо ушей то, что услышал.

— Спасибо, Рейнгард. А то я снова не буду спать всю ночь…

Да, все это было. Были заговоры, была возможность, были надежды.

А что же осталось теперь? Генералы не хотят и слышать о заговоре. Отошел от дел заговорщиков и Канарис. По молчаливому уговору Остер больше не посвящал в свои планы Канариса. Тот мог только догадываться о них. Когда Остеру понадобилась командировка в Будапешт и Рим, Канарис беспрекословно подписал ее. Надвигалась новая большая война на востоке. И хотя Остер был противником большевизма, он решил сообщить некоторые сведения англичанам. А там уж их воля, как ими распорядиться. Во всяком случае, англичане должны оценить важность этих сведений. Ниточка, теперь уже тонкая ниточка, связывающая оппозицию в Германии с Англией, не должна была порваться. Может быть, в будущем победители учтут это?

* * *

Вагон постепенно заполнялся. В купе зашел седоватый оберст с Рыцарским крестом. Вскоре за ним — молоденький гауптман с нашивкой, свидетельствующей о ранении, и Железным крестом первой степени. Последним, запыхавшись, в купе втиснулся толстый, круглолицый, еще довольно молодой господин, который отрекомендовался корреспондентом Берлинского радио Вельчеком.

Первое время в купе царила некоторая скованность. Молоденький гауптман подчеркнуто недоверчиво относился к Остеру, который был единственный в штатском и не назвал себя. Гауптмана разбирало желание похвастаться своими подвигами, но каждый раз, увлекшись, он вдруг обрывал рассказ на полуслове и подозрительно поглядывал на «штатского».

Уже когда миновали границу рейха тридцать седьмого года, в купе зашел патруль фельджандармерии. Возвращая документы Остеру, лейтенант в защитном прорезиненном плаще с начищенной подковообразной бляхой на груди почтительно взял под козырек:

— Прошу вас, мой генерал.

После этих слов молоденький гауптман расцвел в смущенной улыбке:

— Господин генерал, извините, но я все время чувствовал себя так, будто бы… — И тут гауптман артистично изобразил фигуру в шляпе, надвинутой на глаза.

Эти фигуры были намалеваны на стенах, на афишных тумбах, а под ними стояла подпись: «Фейнд хёрт мит!»[37]

— Теперь все в порядке, господин генерал. Я вижу, что мы все — одна семья — Гауптман снова улыбнулся. Он не мог сидеть молча. — Простите, господин генерал, если мой вопрос покажется вам не очень скромным: вы часто видите нашего фюрера?

— К сожалению, не очень часто, — ответил Остер, вкладывая в эти слова свой смысл.

— Я тоже видел его только один раз, когда заканчивал школу «гитлерюгенд». Фюрер тогда сказал нам: «Мои юноши, вы должны быть проворными, как борзые, неподатливыми на разрыв, как кусок кожи, и твердыми, как крупповская сталь».

— За что получили Железный крест, гауптман? — спросил Остер.