Такая долгая жизнь

— За Францию, господин генерал. Когда началась война в Польше, я не успел. Она закончилась слишком быстро, но зато я участвовал в боях в Бельгии, Голландии и во Франции. Сначала мы там подыхали от скуки. В ноябре поползли слухи, что все вот-вот начнется. Но, к сожалению, наступление почему-то не состоялось. Мы стояли тогда против линии Мажино. По утрам выходили из блиндажей на физзарядку. Французы тоже выходили. Те из нас, кто умел говорить по-французски, переговаривались с ними. Говорили даже, что где-то неподалеку от нас французы из Страсбурга приходили к немцам на чашку кофе…

— Это все-таки, наверное, преувеличение, гауптман, — вмешался в разговор оберст.

— Может быть, господин оберст, я сам этого не видел, так говорили. Но война, конечно, была странная. Недаром ее так и называли: «Странная война»…

Корреспондент Берлинского радио не желал остаться в стороне от столь занимательной беседы. Ему тоже хотелось поделиться своим личным участием в этой «странной войне».

— Не знаю, как насчет кофе, но когда я летал над французскими позициями, за линией Мажино, в тылу, я видел англичан: офицеры преспокойно играли в теннис, а солдаты — в футбол.

— Вы летали так низко, что могли с ними поговорить? — поддел корреспондента Остер.

— Нет, господин генерал. Но достаточно низко, чтобы различить их форму.

— Для вас это было очень важно? — спросил оберст.

— Конечно, я возил «открытки доктора Геббельса», а они предназначались для французов, а не для англичан.

— Открытки доктора Геббельса? — изумился оберст.

— Да, вы никогда их не видели? На лицевой стороне ее изображен французский солдат в блиндаже на линии Мажино. «Держите открытку против света», — было написано на открытке. На свету открывалась другая картина: типичная французская спальня, на кровати — очаровательная Мари в обнимку с полуголым мужчиной, а на спинке стула — английское обмундирование.

— Забавно, — сказал оберст. — С француженками я имел дело в первую мировую войну, но польки, должен вам доложить, господа, оказались очень пикантными.

— Ну что вы, господин оберст, у нас в имении были женщины из Польши, они такие грязные, — не согласился гауптман.

— Мой мальчик, то были не польки, а жницы, — снисходительно объяснил оберст. — У настоящих полек из аристократических семей есть свой шарм.

— Все равно они — низшая раса, — не сдавался гауптман.

Против этого никто не мог возразить.

— Французы тоже хороши — лягушатники, — ввернул корреспондент Берлинского радио. — В Париже до войны меня однажды попотчевали лягушатиной. Я сначала ничего об этом не знал. Думал — курятина. А когда узнал — меня стошнило.

— Мой отец воевал в четырнадцатом году. Он говорил, что пуалю[38] и томми[39] — храбрые солдаты, — снова взял инициативу неугомонный гауптман. — Не знаю, как тогда, но сейчас мы были поражены: французы сдавались почти без выстрелов. Потом мы столкнулись с англичанами. Эти дрались упорно, а когда их брали в плен, то сдавались с таким высокомерным видом, будто не мы их, а они нас победили. Мы бы их окончательно прихлопнули в Дюнкерке, если бы не приказ: остановиться! Мы тогда не понимали, в чем дело. Как сейчас помню, стоял знойный день. По обочинам дороги валялись брошенные англичанами танки, автомашины, тяжелое оружие. Пахло пороховой гарью. Наши фляжки опустели, но в запасе было сколько угодно французского коньяка, красного вина и шампанского. Шампанское фонтаном било из бутылок, как только открывали пробку, и почти все выплескивалось. Но мы быстро приспособились: выбивали пробку — и в рот! Иногда дух заходился… Некоторые ребята на спор выпивали по две бутылки кряду. Да, это было времечко!.. Не то что сейчас в Румынии — нищая страна. Один раз там только и повеселились — на Новый год. Кто-то из офицеров придумал игру: повесили на всю стену большую карту мира и по очереди стреляли в нее. Стоишь спиной, пистолет через плечо, и стреляешь вслепую. Гадали, куда нам предстоит путь завтра. Те, кто попадал в Балканы или в Африку, получали премию — бокал шампанского. Кто мазал и попадал в Атлантический океан или в Россию — платил штраф.

— Но те, кто попадал тогда в Россию, сегодня должны получить премию, — сказал Остер. Восторги воспитанника «гитлерюгенд» порядком надоели ему. Он не сдержался.

Все замолчали. Затянувшуюся паузу нарушил оберст:

— Вы так полагаете, генерал?

Остер не ответил.

— Моя часть стоит в Польше, — продолжал оберст. — Неподалеку от границы. Россия строго выполняет договор: день и ночь в Германию идут поезда с грузами.

— Все это так, но, возможно, нам придется нанести «превентивный удар». — Остер заговорил о превентивной войне в духе высказываний доктора Геббельса — все-таки следовало проявлять осторожность.

— Ну, если та-ак, — протянул оберст.

— У нас говорили, что Советский Союз собирается пропустить германские войска на Ближний Восток, чтобы прикончить там англичан, — сказал корреспондент Берлинского радио.

— Если это понадобится, мы обойдемся и без Советского Союза, — авторитетно заявил Остер. — Румыния, Болгария — с нами. Турция тоже относится к нам лояльно.