– Ну конечно! – Маша кивнула и постаралась не думать о том, что буквально через несколько минут она окажется там, куда клялась больше никогда не соваться, – в машине с Гончаровым, один на один. Ах да, не один на один – еще же есть водитель. Но в то же время Маша хотела оказаться наедине с Николаем. Она хотела даже большего, и то, каким сдержанным, каким умеющим держать свое слово оказался Гончаров, было совершенно невыносимо. Только не после того поцелуя. О, это он очень точно просчитал – поцеловать ее и оставить потом одну, наедине со своей гордостью. Ночей не спать, думая о том, что могло бы быть. Конечно, это все – часть хитроумного плана! Интересно, сейчас он действительно хочет осматривать парки или провести с Машей время? Нашел предлог? Что ж, война так война.
Надо только придумать, как поэффектнее сдаться.
– Вы в порядке? – спросил Николай, открывая перед Машей дверцу своего автомобиля.
– А где водитель? – спросила она, когда Гончаров обошел машину и сел за руль.
– А в мои способности управлять транспортным средством вы больше не верите?
– Только если вы обещаете мне соблюдать скоростной режим.
– Буду плестись как черепаха, – процедил Гончаров, заводя мотор. Никаких попыток заигрывать с Машей, никаких взглядов украдкой, никаких случайных прикосновений. Гончаров включил радио – какую-то невыносимо скучную политическую радиостанцию – и погрузился в мир интервью и обсуждений того, что же все-таки будет дальше с экономикой страны. И как не допустить, и как воспрепятствовать, и кого покарать. Маша сидела и злилась – на себя, на Гончарова, на весь мир. Ну почему, скажите, почему не может она иметь все и сразу? Почему она не должна закрутить роман с этим потрясающим, хотя и невыносимым мужчиной! Он красивый, сильный, у него широкие плечи и голос, от которого хочется таять, как маслу на солнце. Он ей нравится! Почему она не может ответить на тот поцелуй?
– Сделайте погромче, мне тоже интересно! – бросила Маша из чистой вредности. – Сейчас ведь про курс доллара будет! Я всегда слушаю.
– Прямо всегда? – рассмеялся Гончаров и сделал звук невыносимо громким. Маша знала, почему она не может получить луну с неба. Потому что тогда ей придется уходить с работы. Оставаться, будучи в отношениях с боссом, – это было выше ее сил. Нет, такого она не будет делать. Она не вынесет всех этих взглядов, всех сплетен, грязных слов, которые понесутся ей вслед. Все только немного утихло, и Щучка перестал смотреть на нее с этой поганой смесью жалости и презрения каждый раз, когда Маша приезжает в офис.
Ей так нравится эта работа!
– Приехали! – сказал Гончаров, и Маша поняла, что в раздумьях о несправедливой судьбе своей пропустила всю дорогу до самого парка. – О чем задумались?
– О работе, – почти честно ответила Маша, и Гончаров нахмурился. Он сидел и не выходил из машины, смотрел вдаль, на широкий вход в парк, на дорогу, по которой шли люди. Они входили и выходили, и внутри, в парке, их встречал духовой оркестр. Живая музыка. День клонился к вечеру, и небо начинало уходить в сумеречные полутона.
– Идемте, покажете мне ваши зоны, – сказал Николай и еле заметно покачал головой. Маша прекрасно понимала, что именно так и надо поступить. Нужно выйти из машины, нужно держаться от него подальше, нужно думать о своем будущем и о том, что прилично, а что нет. Но она смотрела на его грустный профиль и понимала только одно – единственное, чего ей сейчас хочется сделать, это прикоснуться пальцами к его волосам, поцеловать его и сжечь все мосты, наплевав на то, что остается на другом берегу.
Маша повернулась и протянула руку, положила ее сверху на ладонь Николая, лежащую на руле. Он вздрогнул, обернулся, а взгляд его вспыхнул огнем. Несколько секунд они сидели неподвижно, словно каждый из них пытался понять, можно ли еще повернуть время вспять. Затем Николай схватил Машину ладонь и с силой сжал ее.
– Маша, – прошептал он, не веря. Тогда она сама, не дожидаясь больше ничего, склонилась к нему и нежно поцеловала его в губы. Теперь уже простонала она, выпуская напряжение и ожидание, так мучившие ее все это время.
– Я мечтала об этом, – улыбнулась Маша, и тут Николай, сидевший до этого не шевелясь, посмотрел на нее, прищурившись. А затем вдруг рванул вперед, обхватил ее спину, прижал к себе и впился в губы. Это было как варварский захват, но безумие и ярость были восхитительны, а эмоции – как грохочущий водопад, на волнах которого Маша летела в пропасть неведомого. Николай прижал ее еще крепче, его локоть зацепился за руль, и машина просигналила – гулко, громко.
Глава шестнадцатая
Воспитание сказывается