Такая глупая любовь

Доля секунды, короткий вздох, испуганный взмах ресниц – и все, мир изменился, и все в нем приобрело совершенно другое качество, как будто за короткий миг необратимая химическая реакция создала нечто совершенно новое, выбросив при этом огромное количество тепла. Все, что было важно еще минуту назад, ушло даже не на второй – на десятый план, и все действительно важное сконцентрировалось в кончиках дрожащих пальцев, в случайных неловких поворотах тел, в неудобстве поз. Люди шли мимо машины в парк и из него, они заглядывали внутрь салона, скользя по зеркально-чистым стеклам равнодушными взглядами, но видели только оседающее за деревьями ярко-красное солнце.

– Иди сюда, – прошептал Николай, перетаскивая Машу, как пушинку, к себе на колени. – Как же ты меня довела, Мария Андреевна.

– Смеешься? – промурлыкала Маша, прижимаясь щекой к его плечу. Он не дал ей устроиться у себя на плече, подхватил под руки и усадил на себя верхом, как сидят в женском седле – ноги спущены на одну сторону.

– Удобно? – спросил он глухо, и хотя сидеть было неудобно, даже само это неудобство было приятно. Маша удивленно смотрела на мужчину и думала о том, как же это она могла не замечать, насколько хорош он, как привлекателен.

– А тебе? – спросила она в ответ, чем вызвала добрый, звенящий смех. Николай отстранился немного, чтобы рассмотреть Машу во всей красе – ее темные длинные волосы разметались по плечам, губы дрожат, чуть припухли и раскраснелись, щечки залил красный румянец.

– Ты хотя бы представляешь, насколько ты хороша? – спросил Николай и провел рукой по волосам, по Машиному плечу, прикоснулся пальцем через футболку к ее груди. Маша вздрогнула – совсем не ожидала этого – и густо покраснела. Она почувствовала, как ее соски набухли под футболкой, а дышать стало тяжело.

– Считаешь, я хороша? Не многие с тобой согласятся.

– Ты великолепная и наивная, и это сочетание поразительно, – прошептал он, поднеся ладони к ее футболке. Маша еще не поняла, что именно он задумал, но ее тело уже отреагировало, и она вытянулась в струнку, а губы ее приоткрылись. Гончаров медленно, не сводя взгляда с Машиных перепуганных темных глаз, просунул ладони под футболку, завел их Маше за спину, нащупал замочек от тонкого бюстгальтера и запустил под него пальцы.

– Не надо! – прошептала Маша, не зная, отчего ее это так пугает. То ли оттого, что они все еще сидели в автомобиле, буквально посреди проходной улицы, а может, оттого, что она догадывалась: это только начало того, о чем она имела крайне смутное, теоретическое представление.

Маша отлично владела материалом, если касаться биологии и физиологии. Имея родителей-врачей, она с самого детства была в центре их профессионального внимания. Там, где обычные родители измеряют температуру и вызывают врача, Маше внимательно осматривали все слизистые, составляли графики температуры за день и с маниакальной настойчивостью следили за приемом препаратов.

Когда Маша стала подрастать, мама провела с ней «беседу», после которой Маше и вовсе расхотелось взрослеть: вот бы повернуть время вспять и забыть о том, как именно устроена женская репродуктивная система и какие опасности ожидают ее впереди… До родов, в процессе родов и после них. Также ей прочитали курс физиологии и патфизиологии, что было особенно ужасно. Маша знала, что такое эндометрий, как именно передаются вирусы половым путем (вплоть до пластиковых моделей молекул). Маша никогда ни с кем не спала.

Иными словами, то, что происходило с нею сейчас, в машине взрослого и совершенно уверенного в себе Николая Гончарова, пугало ее до ужаса.

– Ты хочешь, чтобы я остановился? – спросил он с удивлением, и в его голосе отчетливо зазвучало разочарование.

– Я… я не знаю, – прошептала Маша.

– Не знаешь? Чего ты не знаешь, Маша Кошкина? Что ты меня с ума сводишь? Ты знаешь, на кого похожа? На Клеопатру, египетскую царицу. Если ты хочешь остановить меня, тебе бы лучше сделать это прямо сейчас, или будет поздно, – улыбался Николай, целуя Машино запястье.

– Мне кажется, что уже поздно.

– Думаешь, надо тебя отвезти домой? – нахмурился он.

– Нет, я не об этом, – хитро улыбнулась Маша и нагнулась вперед, целуя Николая в щеку. Он судорожно вдохнул, словно пытаясь сдержать что-то, а затем его пальцы продолжили начатое. В два счета он расстегнул застежку на спине, и, хотя футболка прикрывала Машину грудь, чувство неприкрытости и уязвимости накрыло ее с головой. Кажется, Николай понял это, он смотрел на Машу совершенно ненормальным, плотоядным взглядом, а его ладони медленно опустились на Машину талию. Она чувствовала тепло и силу его рук, чувствовала, как медленно его пальцы поглаживают ее кожу. Кровь билась и пульсировала, сбивая дыхание.