Такая любовь

Петр (вытирает лоб). Меня немного лихорадит… восемь часов хожу с Лидой, и все это время… Я не умею лгать — вот почему мне надо было поверить, поверить, что я говорю ей правду. Господи боже мой, да ведь я лучше всех знаю: то, что мне дала Лида, не даст уже никто на свете. Никогда, никто на свете! Ее голос, улыбка, ее объятия… теперь я спокоен, потому что усталость накрыла меня, словно стеклянным колпаком, но если я вспомню о ней завтра, через год… наверное, буду плакать или кричать во сне. Не понимаю, не понимаю, как я мог тогда согласиться на разрыв! И на этот раз я сам, добровольно, по собственному решению отказался от нее! Не знаю, что это было, — просто вдруг какое-то затмение нашло, и я сказал эту ложь… Нет, знаю: меня охватил страх. Страх! Не за себя! За нее! Даже в наше время ей пришлось бы пройти со мной крестный путь злобы и грязи. Это ужасно, но это так! Лида слишком чувствительна; боюсь, ей пришлось бы заплатить непомерно дорого. Боюсь, она никогда не избавилась бы от чувства вины; это чувство наложило бы свой отпечаток на все наши дни… и даже на наши объятия. Я боюсь этого — и не допущу. Я причиняю ей боль ради ее же счастья. Разве так поступают слабые люди? Стибор получит еще один шанс… пустой шанс, но он, по крайней мере, сам в этом убедится… Моя жена не будет унижена необходимостью отказывать в разводе… Факультет очистится от «морального разложения»… А я — я как-нибудь переживу…

Человек в мантии. Петрус… это — правда?

Петр. Вы ведь беседуете с моими мыслями!

Человек в мантии (с грустной усмешкой). Мы лжем самим себе больше, чем всем людям на свете, Петрус. Мы можем пережить презрение других, но презрение к самому себе убило бы нас…

Петр. Я и так считаю себя бесхарактерным человеком… Не беспокойтесь. Простите — начинается день. Я верну ей фотографию и пойду спать. Я хочу долго спать… потому что это первый день без нее…

Делает шаг на сцену и замирает в изумлении.

Вспыхивает кинопроекция: знакомая комната в общежитии. На тахте сидит растерянный Вашек Краль, он надел поверх пижамы плащ. Напротив него, на стуле, тоже в плаще, сидит Лида Петрусова. Краль с облегчением поднимается.

Краль. Вот и ты…

Петр. Здравствуй, Лида…

Петрусова. Здравствуй, Петр…

Пауза.

Краль (берет полотенце, бормочет). Ну, я пошел купаться.

Волоча ноги, тащится по авансцене. Петрус приходит в себя.

Петр. Я не знал, что… Лида, прости, одну минутку!

Он поворачивается и у самого края авансцены догоняет Краля. Говорит ему тихо, настойчиво.

Петр. Вашек, прошу тебя, там внизу ждет Лида, не можешь ли ты...

Краль. Отвяжись ты от меня!

Дело принимает серьезный оборот, а Краль уже сыт по горло. Петр нерешительно возвращается.

Петр. Ты меня прости, но вчера вечером у нас было такое…

Петрусова. Она ждет внизу?

Петр (испуганно). Кто?

Петрусова подает ему фотографию, которая стояла прислоненная к приемнику. Отпираться нет смысла. Петр кивает.

Петр. Лида, я не знаю, кому понадобилось забегать вперед. Я бы сам тебе не позднее чем сегодня…

Петрусова. Не заставляй ее ждать.

Петр. Что?

Петрусова. Приведи же ее.

Петр. Что ты, нельзя — пять часов утра, и привратник… (под ее взглядом опускает голову). Может быть, лучше сначала нам с тобой…

Петрусова. Она имеет к этому делу такое же отношение, как ты и я.

Петр. Послушай, если бы ты приехала вчера — тогда, может быть… Но в эту минуту все уже решено, и нет ни малейшего повода к сценам.

Петрусова. Я приехала не для того, чтобы устраивать сцены.

Петр. Так позволь, по крайней мере, объяснить…

Входит Лида Матисова.

Лида. Петр! Не сердись, я вдруг испугалась, что тебе плохо…

Увидела незнакомую женщину, запнулась. Но гостья встает и самым обычным образом подает ей руку.

Петрусова. Петрусова. (Пауза). Садитесь. (Смотрит на обоих). Что вы собираетесь делать?

Лида. Мы? Но ведь это вы…

Петр (жене). Лида, я просил тебя…

Петрусова. Я только спрашиваю, что вы собираетесь делать. Знать это должны прежде всего вы.

Лида. Для меня решающим является ваше мнение.