Такая-сякая

– Без мышечного корсета – никуда. Но на танцы уже не хожу – отпрыгалась. Извините, не могу долго разговаривать – я еще не завтракала.

– Ну, беги.

– Скажете тоже – беги. Смешно! Прямо из анекдота про дистрофиков. Что-то это мне напоминает…. Ах, да. В начале перестройки я лежала в Красковской больнице в гинекологии. Как-то мы всей палатой совершали вечерний моцион на задворках больницы и незаметно вышли к шикарному коттеджному поселку муниципальных чиновников. Выбрали же место – подальше от глаз избирателей. От слабости мы еле ползли и поминутно останавливались. Кругом красотища! Сосны высокие, павлины кричат. Дома – один лучше другого. На всех воротах прикреплены непонятные накладки с изображением пионерского горна. Кто-то предположил, что это звонок: тогда все было в диковинку. Я сострила: «Давайте нажмем и убежим». Что тут началось! Все представили, как они побегут, и схватились за животы. После операций больным смеяться противопоказано – швы могут разойтись. Что это был за смех! – еле различимый, приглушенный, скорректированный болью. Из меня сейчас такой же бегун.

– Да, Лена…. Тогда ползи дальше.

Беги. Ухайдаканный правый тазобедренный сустав просит передышки каждые пять метров. Десять лет назад он стал требовать уважительного к себе уважения, хотя с момента вывиха прошло почти двадцать пять лет. Сколько травм принес волейбол! А ведь тогда я считала, что причиной вывиха была обида Анны Николаевны и ее дочери Нади, вместо которой меня включили в состав команды. Не забыть Надиного взгляда в полуоткрытую дверь спортивного зала накануне выездного матча. Буквально через пять минут я упала, а Надя потом ездила ко мне в больницу и приносила вкусные конфеты «Резеда».

Осталось самое главное.

– Упокой, Господи, души умерших раб Твоих…

Салон Красоты, где я хлопнулась в обморок тем жарким летом, уже открыт. А вот и «Пятерочка». Опять умудряюсь закончить утреннее правило на ее ступеньках. Только две булочки. Помнить, что еще предстоит забраться на третий этаж.

Последние метры – самые тяжелые. Первый этаж взят. Второй этаж взят. Передохнуть перед решительным штурмом. Третий этаж взят.

Ставить чайник. Все остальное потом. Потную форму – в машинку. Бассейные принадлежности – сушить. Заварить чай. Снова принять душ. Снова фен.

И вот он, момент истины. Залитая солнцем кухня, нескромная стареющая «ню», очередная серия «Перри Мэйсона», вкусный чай и заглатывание булочек. Как тут похудеешь?

Намазаться кремом. Целый час впереди. Если на электричке. Подумать страшно – ведь до станции еще надо дойти, вернее, промесить больными ногами снежную кашу, а потом в Люберцах перейти по высоченному мосту к автобусу. Нет уж. Лучше добираться по пробкам на маршрутках. Тогда в запасе лишь полчаса. Просто полежать.

– Сейчас! Иду! Не понять, откуда звук. Вечно я его оставляю, где ни попадя… Алле!

– Бабушка! Я уже дома. Нас раньше отпустили.

– Постараюсь приехать через сорок минут. Делай пока математику на черновике.

Вариант с маршрутками отменяется. Фитнес продолжается. Надо же булки отрабатывать.

Дина и фразеологизмы

По приезде в Анапу измученная длинной дорогой компания москвичей, наспех обустроившись в снятых загодя домиках, рванула на море. Дину с собой не взяли: у нее еще в поезде поднялась температура. Через неделю, преждевременно сказавшись здоровой, Дина покрылась от жаркого солнца сыпью и снова была отлучена от моря. В тоске по нему она долгие часы просиживала в увитой виноградом беседке. Скрашивала вынужденное одиночество десятилетней девочки бездетная Александра Васильевна, которая часто навещала Дину и баловала ее чем-нибудь вкусненьким. К месту будет сказать, что много лет спустя сердобольная Александра Васильевна после смерти мужа прописала у себя дальнюю родственницу из провинциального украинского городка, дала ей образование, выдала замуж и стала воспитывать ее детей, наполняя дом любовью.

Первого сентября в класс вошла новая учительница русского языка. Это была та самая, добрая и чуткая, Александра Васильевна. Ударить перед ней в грязь лицом Дина не могла. Пришлось тщательно готовиться к урокам и не отвлекаться за партой на посторонние разговоры. Постепенно вроде бы сухой предмет начал вызывать интерес, а потом и радость. Правила стали запоминаться сами собой: в них фиксировалась логика развития языка, а Дина ее уже улавливала. Теперь она, затаив дыхание, ловила каждое слово учительницы. «Я – лишь земля, раздвинутая плугом», – Зинаида Миркина еще не написала этих строк. Александра Васильевна чувствовала благодатную для посева почву и платила любимой ученице той же монетой, тщательно и вдохновенно готовясь к урокам и осознавая, что, может быть, и ради этой девочки она, преподаватель начальных классов, корпела поздними вечерами над учебниками, получая в заочном институте второе, высшее, образование.