Но местные с не меньшим трепетом вспоминают, как жили в бывших лагерных бараках по комсомольским путевкам и пели под гитару, а также другими доступными способами выражали презрение к вещизму.
Магадан, как раньше говорилось, неудержимо тянулся ввысь. После бараков и избушек самостроя пленные японцы заставили проспект Ленина добротными желтыми домами в четыре этажа; их по сей день красят в желтое. Щегольские каменные балкончики старых магаданских домов часто не имеют дверей: кому там придет в голову торчать на балконе? Далее была, разумеется, очередь хрущевок. Потом пошла "ленин-градская серия" - не простые хрущевки, а с эркером и высоким потолком. А новые панельные девятиэтажки - это уже элитное жилье.
Шестьсот реабилитированных политических осталось жить в Магадане. Они встречаются с беспартийной молодежью и рассказывают ей про зверства славного прошлого.
- Да ну, какой ужас! Мы в первую очередь думаем про энтузиазм и первые комсомольские палатки! Нигде нет людей благородней и чище, чем на Севере, так и запишите! - всерьез говорили мне колымчане; и ведь это очень симпатично, когда так любят соседей - и себя.
Кстати о палатках. Колымские врачи мне рассказали про "синдром палатки". Если мужчину при смерти пытаются спасти и вроде есть надежда, но вдруг у него случается эрекция (простыня встает палаткой) - все, бесполезно: минут через пять точно помрет. А сколько ж тут померло, и считать страшно.
Тут бывает экзотика в виде бивня мамонта; своим продают по 150 рублей за кило. А так полутораметовый бивень в 60 кило вам будут впаривать за 2500 долларов; я сам для порядка приценялся.
Мамонт, допустим, вымер, но лосей и медведей и уток с гусями хватает: охота тут доступна любому, сверхзатрат не надо. Бери ружье и иди себе стреляй.
Со здешней температурой - тут замечательные условия для моржей! Моржовая мужская кость - хороший символ здешних мест, суровых и для нежных чувств неподходящих. Нужна особенная нечеловеческая твердость, чтоб предаться любви на таком-то холоде. Но природа выручила, снабдила моржа интимной костью. Эта тяжелая натруженная кость идет на резьбу в народных промыслах.
Впрочем, резчик Виктор Евстигнеев об этой кости, которую его коллеги на своем профессиональном жаргоне называют смешным словом "пенис", отзывается пренебрежительно:
- Нешто это кость? Так, второй сорт. Мамонтовый-то бивень потверже!
Ну, Витя, это ж смотря с чем сравнивать.
И других тут полно моржей. Секцию моржевания возглавляет Геннадий Белобородов. Он, кстати, в здешнем морге работает, судмедэкспертом. Вот защитился - по адаптации человека в условиях Севера. Материала же полно кругом: удачные случаи адаптации он видит на досуге в проруби, а неудачные ему надоели на работе.
* * *
Ступая по улицам Магадана, с дикой силой чувствуешь, что жизнь удалась, вдыхаешь счастье полной грудью. Это счастье от того, что ты вольный (эти лагерные книжки въелись в нас, и мы жили ведь внутри колючей проволоки). И высшая степень счастья - спокойно планировать свой вылет с Колымы, например, на послезавтра. Люди, которые не летают на Колыму и не возвращаются с нее, просто обкрадывают себя и даже об этом не подозревают...
"Еще обетованнее, еще обжитее станет эта земля", - сообщала изданная при советской власти книжка про Колыму.
В ней я прочитал поучительную историю про найденного где-то в здешней вечной мерзлоте мамонтенка Диму. Так вот его вскрытие показало, что раньше климат на Колыме был еще хуже. А теперь улучшился. Вот видите! Жизнь стала лучше. Жизнь стала веселее...
????????ЧАСТЬ III ???????
Дела
ГЛАВА 13
"Урожай-90"
В США поймали русского миллионера
Кандидат искусствоведения, реставратор киевских храмов, боевик Украинской повстанческой армии, советник Руцкого, участник сделки с "Урожаем-90" (многие помнят тот громкий скандал). Что там было еще? Владелец имения в Беверли-Хиллз, сосед Рональда Рейгана и Джеральда Форда, хозяин трех фирм в США, греческий гражданин и русский, московский патриот - в таких терминах рассказывает о себе Георгиос Николаидис, он же Георгий Мирошник, он же Гарик.
Сегодня этот энергичный, предприимчивый, обаятельный и многим не только в Южной Калифорнии, но по старой памяти и в Москве известный человек сидит в американской тюрьме.
- О! Беверли-Хиллз! Тут же земляк твой рядом живет, тоже с Москвы, заскочим по пути на огонек? Он рад будет, - говорили мне русские знакомые в машине, которая в один прекрасный калифорнийский вечер проезжала по бульвару Sunset.
Я скривился: уж можно догадаться, какой москвич может жить в Беверли-Хиллз, да еще по имени Гарик. Но они уже повернули, приговаривая, что всего на пять минут.
Угадал я только про цепь. Остальное как-то не совпало.