— Знаешь, Чек, а вот я не вижу никакой разницы, — недовольно буркнул воин. — Пусть здесь нет барханов и песка, но ты погляди вокруг! Ни одного дерева! Только эти чертовы колючки и ровная, как доска, земля! Здесь тоже ничего нет! А пустыня это что? Место где пусто!
— Дурак ты, Сигай, — сплюнул воин и со вздохом взглянул вперед каравана. Вдалеке виднелся огромный дорожный камень. — Через пару часов привал будет.
— Поскорее бы, а то мне кажется, я ноги до самых коленей стер.
— У тебя боты походные, — фыркнул собеседник. — На них магия наложена.
— Мастер вещей, который их делал, явно халтурил, когда создавал их, — проворчал Сигай. — Ноги в них постоянно потеют, а в холод мерзнут.
— Ты не поверишь, но солдатам не положены походная обувь с подогревом и охлаждением, — съязвил Чек. — Ты свои-то заслужил за пять лет безупречной службы.
Солдат вздохнул и с недовольством пнул небольшой пучок пожухлой травы, попавшийся под ногу. Удар поднял облако пыли и недовольное ворчание сослуживцев впереди. Парочка шла в конце колонны замыкающей караван.
— Лучше бы тебе десятника дали, — хохотнул солдат. — Хотя я бы от таких тоже не отказался.
— Меня не слишком то и спрашивали, — произнес Сигай и повернул голову в сторону солнца. — Слушай, Чек, сколько нам еще до ущелья?
— Видишь ту полоску на горизонте? — сослуживец указал на тонкую серую полоску слева. — Это горы. Я думаю, два перехода, не меньше.
— Говорят, там воюют по-настоящему. Сатория решила ударить со всей силой, за все то, что творила империя на наших землях.
— Ты веришь этим горлопанам, что орут в каждом доме горящей воды? — покачал головой старый друг. — Сигай, если ты идешь за местью — можешь прирезать себя прямо тут. Это самая глупая причина отправляться в это пекло.
— А ты тогда зачем туда идешь?
— За землей, — ответил Чек. — Те, кто вернется оттуда — получат свой надел. Я лично видел указ Всевышнего.
— А в чем разница? Мы же оба там воевать будем!
— Ты будешь мстить. А это значит, что ты будешь стараться убить. А у меня цель другая. Мне надо вернуться обратно.
Друг умолк и задумчиво взглянул на него.
— Солдат чаще убивает безрассудность и самоуверенность, чем стрелы и копья врагов. — пояснил Чек.
— Я уж было подумал кое-что другое, — хмуро буркнул солдат и отвернулся. — Я тоже не за местью иду. Если уж не врать, то сам не знаю, зачем туда иду. Наверное, мне некуда идти. У меня просто больше ничего нет.
Воин упер взгляд в землю и молча продолжил шагать. Тишина, прерываемая скрипом колес каравана, продлилась не больше минуты. Погруженный в свои мысли Сигай усмехнулся.
— Знаешь, наверное, приму обет воли, чтобы стать десятником. Не то, чтобы мне сильно хотелось, но я действительно ничего больше не умею. Моя судьба с детства корпусу принадлежит. Босоногим бегал на кухне, постарше посыльным, а в семнадцать принял золотую монету корпуса.
Воин вздохнул, предаваясь воспоминаниям.
— Помнишь Железного Гара? Мы таскались с ним по молодости. Он учил меня и поставил копье и щит. Если бы не ранение, думаю, его бы оставили, несмотря на седую голову и почтенный возраст. — воин по доброму улыбнулся. — Он мне был вместо отца, но сильно хромал. Умники из корпуса разума срастили ему кость неправильно и его мучали сильные боли. Гара остался в городке Гурумэ, что на востоке от Лутумуа. Когда мы шли сюда, мы проходили мимо него. Я заходил туда, чтобы навестить его.
С лица сползла улыбка, уступая его мрачной маске.
— Он спился. Превратился в то отребье, о которое мы в пьяном угаре в отгуле вытираем ноги. Я нашел его на окраине площади. и не узнал бы его, если бы Гара не пристал ко мне с просьбой подать монету бедному калеке. Твердил, что сам был воином корпуса… — Сигай стиснул зубы и со злобой произнес: — Железный Гара превратился в пьянь, отребье, в отбросы…
Воин продолжил молча идти и через десяток шагов, немного успокоившись, произнес:
— Наверное я всё-таки иду туда за смертью, — тихо признался он и повернул голову к Чеку.
Тот лежал в нескольких шагах позади обезглавленным трупом. Над ним стоял воин в кожаном доспехе. Доспех был перемазан дорожной пылью, в десяти шагах за ним была небольшая яма, в которой он по всей видимости прятался. На лбу воина красовалась странная руна, начертанная углем.
— Ты ее нашел, — шепотом произнес он и указал мечом на Сигая.
В следующий момент он услышал слабый свист и резкую боль в шее. Мир закружился в карусели и, спустя несколько секунд, его глазам предстало его тело, опускающееся на колени, толчками выталкивая кровь из обрубленной шеи.
А после события понеслись словно обезумевшая от страха косуля.
Со всех сторон от каравана вскакивали из земли воины. Перепачканные пылью и сухой землей, они, словно серые призраки, бросались на охрану и возниц, вонзая в них оружие. Никто не обратил внимания, что все они были в саторской броне, все носили носили знаки корпуса обеспечения и все имели смертельные раны на теле, которые им совершенно не мешали сражаться.