Такая вот любовь

Клайд навис над кофемашиной, сосредоточенно нахмурившись, медленно перенес кружку с пышной пеной на деревянную стойку и начал медленно перемещать по ее поверхности. На полпути он выпустил кружку из рук, чтобы снова откинуть с глаз длинную челку.

Уилл положил на стойку пятерку и, развернув кружку, взялся за ручку. На ее боку красовалось название кофейни: «Тихий дом». Он снова усмехнулся, подумав, что Анджелине это место понравилось бы.

– Моя мать без ума от Джексона Брауна. – Клайд закатил глаза.

Уилл бросил сдачу в стеклянную банку на стойке.

– И что ты делаешь, чтобы понравиться девушке? – спросил он, склонившись над кружкой и делая глоток кофе, правда, отхлебнуть получилось только пенку.

– Да ничего особенного, – ответил Клайд.

– Угадай, как давно я женат.

Парень пожал плечами.

– Давай, предположи.

– Девять лет, – сказал Клайд.

– Двадцать три года!

– Мужик, я столько на свете живу! По-моему, и десять лет уже немалый срок.

– Мой отец бросил мою мать через десять лет, – заметил Уилл и замолчал, услышав музыку – разве она играла все это время? Потом заметил на потолке в углах помещения крошечные прямоугольные колонки. – После этого я больше ни разу с ним не разговаривал.

– Жесть, мужик.

– А мать моей жены была сумасшедшая, – продолжал Уилл, облокачиваясь на стойку. – Никогда не выходила из дома. Умерла в ванне, где лежала целыми днями. Хочешь знать, в чем заключается ирония?

Клайд едва заметно кивнул.

– Моя жена вообще не хочет находиться дома. – Уилл сделал глоток кофе, и ему снова не досталось ничего, кроме пенки. – Что, и впрямь надо выхлебать все это, чтобы добраться до кофе, а?

– Я не пью капучино.

– Наверное, мне тоже не стоило. – Однако при следующей попытке ему все‑таки удалось добыть немного кофе. – Черт побери, не того я боялся.

– У нас есть патио за домом, если хотите посидеть снаружи, – сообщил Клайд.

Уилл решил, что хочет.

В патио тоже звучала песня Джексона Брауна – «Под разверзающимся небом», и Уилл, повернувшись на звук, раздававшийся у него над плечом, обнаружил маленький черный динамик над дверью. Патио представлял собой новенькую, судя по виду, зацементированную площадку позади ресторанчика, в стороне от дороги. Три деревянных стола с лавками. Справа – большой раскидистый дуб с ярко-красными листьями на вершине. Когда Уилл направился к столу, под ногами у него зашуршала коричневая листва, подметать которую, скорее всего, было обязанностью Клайда. Уилл сел и, сделав хороший глоток, тыльной стороной ладони стер пенку над губой. По последним нескольким нотам «Вглядываюсь в тебя» он вспомнил, что следующей будет «Покачай меня на воде». Это были песни Анджелины – песни, которые он знал, потому что слушал их вместе с ней.

На край стола села коричневая птица, затем подпрыгнула ближе; перья в ее хвосте топорщились во все стороны. Уилл поднял палку, намереваясь запустить ею в крылатую нахалку, но та улетела раньше.

Глава 14

Анджелина остановилась рядом с ярким, блестящим красным грузовиком, припаркованным перед трейлером номер один, как раз в тот момент, когда его дверь распахнулась и оттуда вывалился «медведь», зыркнув на нее так, словно видел насквозь. Обычно, когда мужчина так смотрел, Анджелина нервничала и опускала глаза. Но в лице Джона Милтона читалось нечто такое, что отвести взгляд было невозможно. Она заглушила мотор.

Черные волосы у него на голове и руках все так же торчали во все стороны, а футболка по-прежнему не полностью прикрывала брюшко, к которому ей по какой‑то странной, очень странной причине безумно хотелось прикоснуться. Футболка была мятая. Вероятно, этот тип сполз с кровати и подобрал с пола первую попавшуюся. А спал, возможно, голым. Нет, не «возможно». Наверняка.

От этих мыслей краска бросилась Анджелине в лицо, и она вдруг поняла, что все еще сидит в машине. Просто сидит. Она принялась собирать привезенные с собой вещи: лампочку, которую, наконец вспомнив о ней, сунула в свою сумочку, складную стремянку и небесно-голубой зонт, лежавший на полу.

Когда она открыла дверцу машины, красный грузовик с грохотом отъехал: Джон Милтон, не оглянувшись, погнал на шоссе.

«Хорошо, что он убрался отсюда», – подумала Анджелина и всё же ощутила какую‑то опустошенность. Она готовилась к противостоянию – на мысль о нем наводил взгляд Джона Милтона, смотревшего на нее с вызовом. Но что это был за вызов, женщина не поняла.

Ящика с декором и опарышами уже не было. Анджелина постучала. Раздался лай, затем голос хозяйки дома:

– Она привязана, привязана.

Люси, не дав себе труда поздороваться, заковыляла, переваливаясь с ноги на ногу, к своему стулу.