Такая вот любовь

– В школе у девчонок были раскраски, и я наблюдал за тем, как они расцвечивают картинки, осторожно водя мелком только в одном направлении, не заходя за контуры. Я решил, что Люси, вероятно, не по карману такие книжки, но однажды увидел их в супермаркете, в тележке «Все по десять центов», а у меня в кармане красных штанов как раз завалялся десятицентовик. Я выбрал раскраску с деревенскими животными – мне никогда не доводилось бывать на ферме. И стал в очередь за Люси, будто мы не вместе. Увидев, чтó у меня в руках, она громко осведомилась, зачем мне чужие рисунки. Я взглянул на этих кур, петухов и свиней, затем поднял взгляд на подбородок Люси, на ее голубые глаза, смотревшие в мои голубые глаза. И вдруг понял: лучшие рисунки – те, что я создаю сам, те, что таятся внутри меня, а я об этом даже не подозревал. Ей не потребовалось говорить мне, чтобы я положил раскраску обратно.

Анджелина, отдавшись холоду, теперь смотрела вдаль, а не вниз. Она здесь, наверху, ради «чего‑то другого». Так что, возможно, охвативший ее озноб вызван не испугом, а волнением. Она пошевелила пальцами ног, убеждаясь, что чувствует их. Никаких контуров. Пустой лист. А если?.. Разлившийся по небу розовый свет приобрел оранжевый оттенок, окутывавшая мир тьма рассеялась.

– Рассвет наступает быстро, – заметил Джон Милтон.

Обнаженная Анджелина сидела на рекламном щите, свесив ноги. На ближайшем дереве дважды чирикнула птица, после чего издала трель. А потом раздался гудок.

– Мой собственный поезд, – объявил Джон Милтон. – Мир полон чудес.

В этот момент на востоке появилась крошечная оранжевая арочка. Земля загудела. Поезд набирал скорость. Прозвучали три длинных гудка, взывавших к Анджелине.

– Гляди, – показал Джон Милтон. – Это так круто.

Поезд очутился как раз под восходящим солнцем: за деревьями мелькали серебристые блестки. Гудки были громкими и настойчивыми.

– Еще? – Джон Милтон наклонил к ней термос.

Пока он наливал чай, Анджелина, держа крышечку, наблюдала за клубами пара, таявшими в воздухе. Пронесся и снова стих ветер, не способный оставаться на одном месте. Но тут она вспомнила:

– В четверг День благодарения. Что ты будешь делать без Люси?

– Скучать по ней. В День благодарения я буду скучать по ней.

Рассветные краски возникали и поднимались в вышину одна за другой, послойно, но постепенно заняли все небо. Гудки затихали вдали, хотя были еще слышны, и в этом затихающем свисте Анджелина уловила настойчивый призыв.

В том, что она может рассчитывать на Уилла и доверять ему, есть нечто прекрасное. Он – скала, о которую Анджелина вот-вот разобьется. Она никогда никого не любила так долго, но слишком давно не выходила за контуры.

– Со мной все будет в порядке, – сказал Джон Милтон.

– Со мной тоже, – откликнулась Анджелина.

Снова послышалось пение птиц. Оно окружало их со всех сторон. Анджелина посмотрела вверх и вдаль, затем на Джона Милтона. На его волосатые ноги. Все остальное тоже было волосатым. Когда она добралась взглядом до его глаз, оказалось, что он, в свою очередь, внимательно рассматривает ее: сначала лицо, потом грудь, живот. Анджелина тоже опустила взгляд на маленькую складку жира у себя на животе – последствие пристрастия к сладкому, затем рассеянно полюбовалась на окрестности и снова посмотрела на себя. На того неидеального человека, которым она являлась. Джон Милтон ухмыльнулся, и она ответила улыбкой, зародившейся у нее в глазах и распространившейся по всему телу, до самого кончика длинного пальца на ноге. Запрокинула голову и взглянула на горы. Она чувствовала себя живой. И на сей раз это ощущение не шокировало ее, точно ее душа успела как‑то обвыкнуться с этим.

Анджелина посмотрела строго на север и, стараясь дотянуться взглядом до самых дальних далей, стала медленно поворачивать голову на восток, вбирая в себя весь окружающий мир. Солнце уже превратилось в полный круг, день вступал в свои права. Взгляд Анджелины миновал солнце, лес на южной стороне участка и дошел до бело-желтой поверхности за спиной у Джона Милтона. Анджелина ухватилась за выступ и чуть подалась вперед, чтобы разглядеть рекламный щит.

– Цыплята?

Голос его прозвучал тише, чем когда‑либо:

– Вскоре после того дня в супермаркете я завел собственную ферму. Нарисовал рекламу с тремя цыплятами в клетке, точно такими, как эти, наверху, только меньше. Наверху написал: «Цыплята!!!», как и здесь сбоку. Правда, не могу вспомнить, раздавал ли кто цыплят даром или же я протестовал, выступая за их освобождение.

Анджелина вспомнила виденную ею недавно карточку из обувной коробки. На ней был изображен маленький мальчик в красных штанишках, сидящий на вершине голубой горы. По небу, как облако, плыла надпись: «Свободная любовь». Нет ли у этих слов иного значения, подумалось ей. И по ее коже опять побежали мурашки.