Такая вот любовь

В понедельник накануне Дня благодарения Анджелина неожиданно открыла глаза и проснулась в кромешной темноте. Сердце у нее колотилось. Рядом неравномерно всхрапывал Уилл. Четыре часа утра – «ровнехонько», как говорит Джон Милтон. Она встала с кровати, натянула джинсы и черную водолазку. Вытащила из шкафа-купе черные носки и ботинки и, выскользнув из спальни, закрыла за собой дверь, отсекая всплески храпа.

Внизу Анджелина в темноте включила электрический чайник, потом сходила в туалет. Приготовила термос, кружку, чайные пакетики. Через минуту запахнула на себе черное пальто и обмотала шею длинным цветастым шарфом, купленным неделю назад. Нащупала в кармане перчатки, повесила на плечо сумочку, одной рукой прижала к груди термос и недопитую кружку, а другой сняла с ключницы ключи.

Когда Анджелина завела машину, на приборной панели засветились желтые цифры 4:17 и другие огоньки, обычно ею не замечаемые, – красные, синие, зеленые. Она выключила обогрев, чтобы не привыкать к теплу, и двадцать три минуты спустя свернула к участку Джона Милтона. Замедлила ход, не желая будить его, если он еще не проснулся, потом и вовсе притормозила, выключила фары. Снова Анджелина тронулась, когда ее глаза освоились в темноте. Ехать было совсем недалеко – она припарковалась рядом с красным грузовиком, надела перчатки и, потянувшись к бардачку за фонариком, неожиданно увидела на полу море своих зонтов. Когда она вспоминала о них в последний раз? И, что удивительно, единственное, чего ей теперь хочется, – избавиться от этого хлама. Выйдя из машины, Анджелина оставила дверцу открытой, чтобы не хлопать ею, вдохнула сухой ноябрьский воздух, наслаждаясь темнотой, перспективой, звездами над головой, тем фактом, что мир здесь и сейчас еще окутан ночью и сама она пребывает в этой ночи. Слишком много лет она боялась раскрыться, боялась желтого цвета. Боялась того, что обнаружит в себе и к чему ей, возможно, придется приноравливаться.

Анджелина поднялась на пригорок, держа фонарик у самой земли; с собой из машины она прихватила завернутые в старый плед термос и кружку. У рекламного щита выключила фонарик, снова дала глазам привыкнуть, а затем затаилась, пытаясь уловить присутствие другого человека. Но ничего не почувствовала. Отступила к столбу и вгляделась в темноту. Нет, никого. Обрадовавшись, что приехала довольно рано, женщина еще раз медленно, глубоко вдохнула ночь, не выказывавшую ни малейшего намерения ей препятствовать, расстелила плед у основания первого деревянного столба и села, прислонившись к нему спиной. Плечи ее вздымались и опускались в естественном ритме, грудная клетка наполнялась воздухом и отдавала его обратно. Утро было холодное, но не морозное, и Анджелина подняла глаза к блистающим в небе этого огромного мира огням.

Вскоре послышалось хлопанье закрывшейся дверцы. Анджелина замерла, стараясь разглядеть тень мужчины, который явно шел к ней. Тень, которая постепенно надвигалась и с приближением начала светиться – впервые Анджелина заметила это после смерти Люси. Он весь сиял. Надин, Люси и Джон Милтон. Анджелина улыбнулась в темноте.

Джон Милтон остановился перед ней.

– Я же сказал «нет».

– Но имел в виду «да».

– Черт. Вот именно.

Он протянул руку, и Анджелина ухватилась за нее. Он поднял ее и прижал спиной к столбу.

Анджелина ощущала затхлое тепло его несвежего тела: никаких ухищрений, никакого притворства.

Джон Милтон обнял ее вместе со столбом, потерся шершавой щекой о ее щеки и запрокинул голову.

– Никакого секса. Наверху – никакого секса! Туда поднимаются ради другого.

Анджелина подняла руки, попутно оттолкнув его.

– Вот потому я здесь – ради чего‑то другого. – Она поняла это только сейчас.

Джон Милтон закашлял и сплюнул в сторону.

– Полезли, – сказал он и, наклонившись за лестницей, прислонил ее к передней части столба. – Дай мне свой термос.

Анджелина протянула ему термос и кружку, но кружку Джон Милтон отшвырнул в сторону. Затем бросил ее термос в свою холщовую сумку, вытащил оттуда шапку, надел ее и повесил сумку на плечо. Ухватился за лестницу обеими руками, затем опустил одну руку и отступил в сторону. Анджелина подошла вплотную к лестнице. Джон Милтон снова взялся за вторую перекладину, обхватив заодно и Анджелину. Она высоко подняла руки, ухватилась за верхнюю ступеньку и полезла.

Раздался тихий щелчок, и ступени осветились. Анджелина чувствовала, как Джон Милтон подстраховывает ее. Ее затянутые в перчатки руки с неимоверной быстротой достигли деревянного выступа, она заползла на него, прижалась спиной к щиту, затем подтянулась вправо, держась руками за выступ, который оказался шире, чем она ожидала.