Такая вот любовь

– В первый день переоборудования щита поздно вечером я вернулся на место и припарковался у того конца, где билборды расходятся. Фары моего грузовика светили прямо в треугольное пространство между двумя щитами. Я вытащил из кузова спальный мешок, подушку, автохолодильник и фонарь. Нырнул под перекладину. Было так здорово находиться на земле между двумя поверхностями – грандиозными и уютными, как великанские объятия, о которых вечно твердила Люси. Или словно в пещере. Я развернул спальник – совсем как винил, только он был не скользкий, а мягкий. Потом бросил туда, где должна была находиться голова, – под точкой схода щитов, – подушку. Поставил с одной стороны холодильник и водрузил сверху фонарь. Скинул ботинки и стащил джинсы. Включил фонарь, сел на мешок и развел руки в стороны, чтобы пощупать землю. Красную глину Джорджии. Достал из холодильника банку овощного сока, открыл ее и сделал глоток. Потом вытащил мелки и карточки и стал рисовать крошечные рекламы. – Крошечные огоньки в треугольнике сумрака. – Обычно щиты снимают только для того, чтобы изменить угол между двумя сторонами или увеличить площадь билборда. В любом случае это однодневная работа, и мы сразу же поднимаем щит обратно.

– Такое ощущение, что ты живешь в какой‑то другой стране.

Джон Милтон начал подниматься.

– Пора мне возвращаться к работе.

– Подожди. Так что же ты делаешь по утрам?

– Черт, далековато мы отклонились от темы. – Джон Милтон снова лег на спину. – Это действительно приятно, да? На земле я почти так же хорош, как в небе.

– Итак, по утрам…

– Итак, по утрам я плавно заползаю наверх, прижимаясь правым плечом к щиту. И в маленьком кружке света, падающего с моей каски, пробираюсь к месту схождения щитов. В этот час на дороге ни единой машины. Единственный звук, который раздается, – это стук моих ботинок. Я ставлю свой ящик и снимаю куртку. Сажусь между стенами, образованными двумя щитами, свесив одну ногу в пространство между ними, и снимаю ботинки и носки. Опять встаю, и ледяной металл обжигает мне ноги. Кажется, там всегда холодно, даже летом. Я выключаю фонарь и снимаю шапку. Убеждаюсь, что привык к темноте, прежде чем снять рубашку. А потом…

– Ты наверху раздеваешься?

– …А потом сбрасываю джинсы. И не мерзну, а погружаюсь в холодный воздух. Пытаюсь впитать его влажные частицы своими порами. Через минуту я выхожу на край мостика у схода щитов. В эту минуту я обычно замечаю вдали фары первой за день машины. А дальше, за ними, если я правильно рассчитал время (обычно я не ошибаюсь), появляется слабый апельсиново-рыжий отсвет восходящего солнца. Затем я распрямляю спину, потягиваюсь и как можно дальше пускаю струю мочи.

Анджелина села.

– Ты ходишь там, наверху, в туалет?

Джон Милтон рассмеялся и, засунув руки под футболку, стал чесать грудь и живот.

– Я не то себе представляла, – сказала Анджелина, отряхивая с рук, ног, спины и штанов прутики, сосновые иголки, землю и траву.

– После этого я расстилаю куртку и сажусь на нее, свесив ноги высоко над деревьями.

– Ты остаешься голым?

– Подо мной начинать струиться поток машин. Еще одно замечательное слово. Я открываю термос с серебряной крышкой и наливаю первую чашку кофе, черного, как небо, которое еще темнеет надо мной. Последний глоток кофе я приберегаю на то время, когда увижу поднявшийся над горизонтом целый кружок апельсина, – и в ту же секунду выпиваю его.

– Каждое утро?

– Почти.

– А если идет дождь?

– Значит, идет дождь.

– Зачем ты это делаешь?

– Чтобы напомнить себе, что я лишь маленький мазок на огромной картине мира. И чтобы выкинуть эту забавную мысль из головы, иначе во время работы я не смогу сосредоточиться.

– Я тоже туда хочу. На самую верхотуру.

– Ишь размечталась! – Джон Милтон сел. – Я даже Старушку туда не беру.

Анджелина начала обводить по контуру его ступню, затем лодыжку, и, когда ее палец скользнул ему под штаны и стал подниматься по задней части ноги, Джон Милтон закрыл глаза.

Глава 51

Уилл, заканчивая утреннюю прогулку, уже шел к дому, когда увидел Мэри Бет – соседка, сверкая голыми ногами, тащила к дороге большую коробку, согнувшись под ее тяжестью. Он поспешил ей на помощь.

– Позволь мне, – сказал он. Дыхание клубилось в промозглом воздухе паром.

– Спасибо, Уилл.

Мэри Бет поправила на бедрах короткое платьице. Легкий жакет в тон был явно не по сезону. Когда женщины перестали носить колготки?

– Анджелине жутко повезло, что ты всегда рядом. Моего Берта вечно нет дома. – Она потерла руки.

– Обращайся в любое время, Мэри Бет. Просто позвони мне. Я буду рад помочь. – Уилл задался вопросом, почему двадцать пять лет назад не влюбился в кого‑то вроде этой своей соседки, но, что кривить душой, ответ он знал. Он любил Анджелину именно за странность ее беспорядочной натуры. Когда этим утром Уилл отправился на прогулку, его жена поехала в спортзал. А Мэри Бет, конечно, захотела бы, чтобы муж ее сопровождал, вот только он, вероятно, не захотел бы. В причудливом мире мы живем.