Такая вот любовь

Звякнула «музыка ветра», издав три ноты. Нет, еще не поздно. Анджелина откинулась на спинку кресла. В руке у нее покачивался бокал с вином. Она расслабила плечи. Конец дня на веранде с Уиллом, а вдали виднеются прекрасные горы… В темноте она улыбнулась сама себе, впервые за долгое время чувствуя себя дома и осознавая, что в данный момент находится здесь скорее по собственному выбору, чем по чьему‑то настоянию. И Анджелина снова принялась качаться, радуясь, что ей не нужно сидеть неподвижно.

– Однако я думаю, она приедет, – добавил Уилл. – Ведь у нее уже есть билет. И обратный тоже.

Холодало, поднялся ветер, все чаще звенели колокольчики, заколыхались деревья. Стемнело раньше обычного.

– Кажется, будет гроза, – заметила Анджелина.

– Удивительно, что она еще не началась: на нас надвигается громадная туча.

Анджелина на минуту закрыла глаза, чтобы ощутить, как ее пронизывает ветер, и увидела огромные бушующие океаны, маленькие клочки суши и соединяющие их мосты – растягивающиеся и сокращающиеся. И подумала, что в браке, вероятно, тоже должны быть предусмотрены подвижные стыки, чтобы он мог время от времени растягиваться в одних местах и сжиматься в других, не нанося ущерба всему сооружению.

– Пойду налью себе еще вина, – сказала она. – И прихвачу чипсы.

– Чипсы? Сейчас, прямо перед ужином?

Анджелина улыбнулась и, встав, послушала скрип кресла-качалки, продолжавшего раскачиваться уже без нее. Таков ее муж – никаких чипсов перед ужином, и она безумно его любит. Проходя мимо Уилла, Анджелина коснулась его плеча.

– Тебе что‑нибудь надо?

– Нет, спасибо.

– Я скоро.

Глава 49

Позднее, когда Уилл похрапывал рядом с ней, а через распахнутые окна тянуло холодом ноябрьской ночи (супругов всегда объединяла потребность в свежем воздухе независимо от температуры), Анджелина поразилась, до чего же ей нравится звяканье колокольчиков. Уилл много лет просил ее купить «музыку ветра», но у нее так и не дошли руки.

Когда она перевернулась на спину, сверкнула молния. Через несколько секунд грянул гром. И на землю обрушился сильный ливень. Анджелина взглянула на часы и удивилась, что утро совсем близко: почти шесть часов. Дождь немного стих. Снова сверкнуло и загрохотало. Зазвенели колокольчики. Полило вновь. Стихии бушевали по очереди. Анджелина видела темные деревья, гнущиеся на ветру. Слышала вибрирующие раскаты грома. Дальше – вспышка молнии и звон колокольчиков. Ливень, на миг заглушив все остальные звуки, обратился водопадом. Бабахнул гром, точно раскалывая что‑то на части, может быть – дом. И Анджелина представила себе трещину, начинающуюся от входной двери и пролегающую прямо по центру кровати. После этого издали донеслись низкие тепловозные гудки: сначала короткий, потом длинный, в конце – три гудка подряд. Казалось, поезд кружит вокруг дома, чтобы дать ей побольше времени. «Поднимайся! – призывал его гудок сквозь бурю. – Скорей!»

Глава 50

– С перевернутыми панелями и в неправильном порядке, – заметила Анджелина, – это похоже на гигантский «магический квадрат».

Они снова лежали на спине, бок о бок, под бело-голубым небом. Стоял чудесный ноябрьский день, дул теплый ветер. Оба были босы. Она закинула руки за голову и уставилась на рекламный щит, будто в телевизор.

– В первой жизни, – объяснил Джон Милтон, – эти панели были сине-красной рекламой отелей «Хауэрд Джонсонс». Я буду скучать по ним, когда нарисую поверх новую рекламу.

– Люси поведала мне, как в твой первый школьный день подарила тебе цветные мелки и конторские карточки для записей. Сказала, что ты всегда носил их с собой.

Джон Милтон приподнял бедра, залез в задний карман и достал коробку с восемью цветными мелками и пачку карточек, в которой, вероятно, было восемь штук. Вытащил из коробки обломок черного мелка без обертки и поднес к носу, как сигару. Потом передал Анджелине, и та тоже понюхала его.

– Ну да, – сказала она, – пахнет как мелок.

– Но разве не странно, что разные цвета пахнут одинаково? А ведь это волнующий запах: начинается в одном месте, заканчивается в другом и исчезает, пока не вдохнешь его снова. – Что он и сделал. – В промежутке между началом и концом запах сгущается: аромат свечей переходит в благоухание соленого океана с оттенками перца и меда. Я узнáю этот запах где угодно.

– Дай понюхать еще раз. – Анджелина закрыла глаза, и тотчас повеяло дизельной гарью, стремительной болтанкой дорожных странствий.

– Карточки и мелки требовались для того, чтобы я мог рисовать, где бы ни очутился, – говорил Джон Милтон. – Это внушало мне ощущение защищенности. Но я рисовал на чем угодно – на стенах, на бетоне, на бумаге, на картоне. Только не в раскрасках. Смотри, олень!

Оказалось, это целое семейство. Два взрослых животных и несколько малышей. Анджелина услышала вдали шум машины.

– На этой дороге автомобилей немного, – заметила она.