Такеси Ковач

— Да, он сам об этом сказал. В любом случае, мы засекли бы передачу в ту же секунду, когда она началась. У тебя есть нож?

По всему телу пробежала леденящая дрожь, подозрительно похожая на панику. Полный отчаяния, я попытался отыскать в охватившем меня параличе хоть какие-нибудь признаки выздоровления. Нервная система «Хумало» никак не могла прийти в себя. Я чувствовал, что из-за отсутствия мигательного рефлекса пересохла слизистая оболочка глазных яблок. Расплывчатое изображение Кавахары, вернувшейся от стола, выжидательно протянуло руку к Трепп.

— У меня нет ножа.

Из-за гула и дребезжания в ушах я бы не смог поручиться, но мне показалось, что в голосе Трепп прозвучало неповиновение.

— Ничего страшного. — Кавахара сделала несколько широких шагов и скрылась из виду. Её голос стал тише. — Тут найдется кое-что вместо ножа. А ты свистни кого-нибудь из охраны, чтобы оттащить этот мешок с дерьмом к одному из фильтрационных отсеков. По-моему, свободны седьмой и девятый. Воспользуйся коммутационным разъёмом на столе.

Трепп колебалась. Я почувствовал, как что-то упало — крошечный кусочек льда, оттаявший и отвалившийся от застывшего айсберга моей центральной нервной системы. Веки со скрипом опустились, поднялись, опустились снова. От этого очищающего прикосновения на глаза навернулись слезы. Трепп, увидев это, застыла, не делая ни шага по направлению к столу.

Пальцы моей правой руки задрожали, согнулись. Я почувствовал, как начинают напрягаться мышцы брюшного пресса. К глазам вернулась способность двигаться.

Послышался приглушенный голос Кавахары. Должно быть, она находилась в другом помещении, за аркой.

— Они идут?

Лицо Трепп оставалось безучастным. Она оторвала взгляд от меня.

— Да, — громко произнесла она. — Будут здесь через пару минут.

Я приходил в себя. Что-то заставляло нервы оживать, шипя и искрясь. Я чувствовал, как меня начинает бить холодная дрожь, и вместе с этим воздух, попадающий в лёгкие, терял плотную удушливость. Это означало, что действие бетатанатина заканчивается быстрее, чем я рассчитывал. Однако мои конечности словно налились свинцом, а пальцы, казалось, были в толстых шерстяных перчатках, по которым пропускали слабые разряды электрического тока. Нечего и думать о том, чтобы вступать в схватку в таком состоянии.

Тело всем весом прижимало левую руку к палубе. Правая рука была откинута под неестественным углом. Мои ноги, самое большее, смогли бы удержать меня в вертикальном положении. Выбор действий очень ограничен.

— Вот и хорошо.

Я ощутил на плече руку Кавахары. Меня перевернули, словно рыбу, которую собираются выпотрошить. Лицо Кавахары застыло от сосредоточенности; в руке она держала плоскогубцы с заострёнными губками. Поставив колено на грудь, Кавахара придавила меня к полу, раскрывая пальцами веки на моём левом глазу. Подавив желание заморгать, я сохранил полную неподвижность. Плоскогубцы приближались, приоткрытые на полсантиметра.

Я напряг мышцы запястья, и нейрозащелка выбросила нож «Теббит» в руку.

Я ударил наотмашь.

Я целился Кавахаре в бок, под последнее ребро, но сочетание шокового заряда и последствий бетатанатина дало о себя знать. Нож лишь полоснул ей левую руку чуть ниже локтя, наткнулся на кость и отскочил назад. Пронзительно взвизгнув, Кавахара отпустила мой глаз. Разумеется, плоскогубцы тут же нырнули вниз, попали мне в скулу и проткнули мягкие ткани щеки. Я ощутил смутную боль. Левый глаз затянуло кровью. Я снова сделал слабый выпад ножом, но на этот раз Кавахара успела отпрянуть в сторону и отразить удар раненой рукой. Она опять взвизгнула, и моя перчатка, колющая электричеством, разжалась. Рукоятка ножа скользнула по ладони вниз, и я остался безоружен. Собрав всю оставшуюся энергию в левую руку, я нанес хук снизу, попав Кавахаре в висок. Она скатилась с меня, зажимая окровавленную руку, и на мгновение мне показалось, что рана достаточно глубокая, чтобы состав Ц-381 достал до кровеносных сосудов. Но нет, цианиду хватило бы пары вдохов, если верить Шейле Соренсон.

Кавахара, шатаясь, поднялась на ноги.

— Какого хрена ты ждёшь, твою мать? — ядовитым тоном спросила она у Трепп. — Пристрели этот кусок дерьма, живо…

Она осеклась на последнем слове, прочтя правду на лице Трепп за мгновение до того, как та потянулась за убранным в кобуру шоковым пистолетом. Возможно, правда дошла только сейчас и до самой Трепп, потому что она действовала слишком медленно. Отбросив плоскогубцы, Кавахара резко выхватила из-за пояса осколочный пистолет и шокер, наводя их на грудь Трепп до того, как оружие прислужницы успело наполовину покинуть кобуру.

— Ах ты гребаная лицемерная сучка, — бросила Кавахара, и в её недоуменном голосе прозвучал грубый акцент, который я никогда раньше не слышал. — Ты ведь знала, что он приходит в себя, так? Ты — труп, долбаная стерва!