Такеси Ковач

Ее глаза пронзают меня. Мышцы ее лица напряглись от отчаяния, рот слегка полуоткрыт. Когда я вижу это, внутри меня закипает глубокое и незваное возбуждение. Она откидывает спальник и придвигается ко мне, хватает, и в слабом свете от приглушенной иллюминиевой лампы под ее рукой я вижу опавшие набок груди. Я не впервые вижу ее такой — Сачки не страдают от застенчивости, и после месяца лагерной жизни в тесноте похода через Нечистую я бы мог нарисовать их голыми по памяти, — но в лице и позе Сильви вдруг чувствуется что-то глубоко сексуальное.

— Ущипни меня, — от хриплого голоса, который принадлежал не ей, у меня дыбом встают волосы на затылке. — Скажи, что ты, сука, настоящий.

— Сильви, ты не…

Ее ладонь поднимается — от моей руки к лицу.

— Кажется, я тебя знаю, — говорит она недоуменно. — Элита Черной бригады, точно. Батальон Тецу. Одиссей? Огава?

Ее японский — архаичный, устаревший на столетия. Я поборол призрак дрожи и отвечаю на амеранглийском.

— Сильви, послушай…

— Тебя зовут Силиви? — ее лицо искажает сомнение. Она тоже меняет языки. — Я не помню, я, я что-то, я не могу…

— Сильви.

— Да, Силиви.

— Нет, — я едва шевелю онемевшими губами. — Это тебя зовут Сильви.

— Нет, — теперь внезапная паника. — Мое имя. Мое имя. Меня звали, меня звали, меня…

Она осекается и бросает взгляд в сторону, отрываясь от моего. Она пытается вылезти из спальника. Ее локоть едет по скользкой подкладке, и она наваливается на меня. Я поднимаю руки, и в них вдруг оказывается ее теплое, мускулистое тело. Кулак, который я сжал, когда она заговорила, невольно открывается, и стеки памяти просыпаются на пол. Ладони лежат на твердой плоти. По моей шее мазнули ее волосы, и я чувствую ее запах — теплый и женственный пот, накативший из открытого спальника. В моем животе снова что-то переворачивается, и она наверняка тоже это чувствует, потому что издает в мою шею глубокий стон. Ниже, в мешке, ее ноги нетерпеливо ворочаются и раздвигаются перед моей рукой, скользнувшей по ее бедру и между ними. Еще не осознавая, что я делаю, я уже глажу ее щелку, и она влажная на ощупь.

— Да, — вырывается из нее. — Да, вот так. Туда.