Такеси Ковач

Я очнулся от призыва к намазу, звучавшего где-то поблизости. Мелодичный голос муэдзина приобрел в многочисленных глотках громкоговорителей у мечети зловещие металлические нотки. Последний раз я слышал эти звуки в небе над Зихикком на Шарии, и вслед за ними воздух сразу же наполнился пронзительным воем авиационных бомб, несущих смерть. Сквозь ажурную решётку проникали лучи света. В паху чувствовалось неприятное вздутие.

Усевшись на деревянном полу, я оглядел себя. Меня загрузили в женское тело, молодое, лет двадцати, не больше, с блестящей кожей медного цвета и тяжёлым колоколом чёрных волос. Я поднёс к жирным, висящим сосульками волосам руки, похоже, у меня скоро должны были начаться месячные. Тело казалось грязным на ощупь, и я почему-то понял, что эта оболочка давно не мылась. На мне была грубая рубашка цвета хаки, на несколько размеров больше, чем нужно, и больше ничего. Набухшая грудь болезненно реагировала на малейшее прикосновение. Я был босиком.

Встав, я подошел к окну. Не застеклено. Окно находилось под самым потолком, и мне пришлось подтянуться на прутьях решетки, чтобы выглянуть. Вокруг простиралась залитая солнцем равнина убогих черепичных крыш, над которыми, словно деревья, высились покосившиеся антенны-рецепторы и допотопные спутниковые тарелки. Слева в небо врезалась рощица минаретов, а за ней взмывающий воздушный корабль оставлял белый реактивный след. Проникающий в окно воздух был жарким и влажным.

Мои руки заныли от напряжения, поэтому я опустился назад на пол и зашлёпал босиком к двери. Как и следовало ожидать, она оказалась запертой.

Муэдзин умолк.

Виртуальность. Те, в чьи руки я попал, заглянули ко мне в память и вытащили вот это. На Шарии я повидал самые страшные картины человеческого страдания. А в программном обеспечении для ведения допросов тема шарианской религиозной полиции пользовалась такой же популярностью, как и Ангина Чандра в порнографических боевиках. И вот сейчас меня поместили на жёстокую виртуальную Шарию, загрузив в женскую оболочку.

Как-то раз Сара, напившись почти до бесчувствия, сказала: «Такеси, женщины — это особый вид. Тут не может быть двух мнений. Мужчина — просто мутация, имеющая больше мускулов и вдвое меньше нервов. Машина, умеющая только драться и трахаться». Мой личный опыт перекрестнополой загрузки подтверждал эту теорию. Быть женщиной — испытание чувств, невыносимое для мужчины. Осязание, прикосновение значат гораздо больше, это целый канал связи с окружающим миром, который мужская плоть инстинктивно стремится наглухо закрыть. Для мужчины кожа — защитный барьер. Для женщины — орган общения.

В этом есть свои недостатки.

Возможно, именно поэтому у женщин болевой порог гораздо выше, чем у мужчин. Однако раз в месяц менструальный цикл низвергает женщин на самое дно.

Нейрохимии у меня не было. Я проверил.

Ни боевой подготовки, ни рефлекса агрессии.

Ничего.

На молодой коже не было даже мозолей.

Дверь с грохотом распахнулась, и я подскочил от неожиданности. Меня прошиб холодный пот. В комнату вошли двое бородатых мужчин с чёрными горящими глазами. Оба из-за жары были одеты в свободные льняные балахоны. Один держал в руках рулон клейкой ленты, другой — небольшую газовую горелку. Я бросился на них лишь для того, чтобы перебороть леденящую душу панику и попытаться унять чувство полной беспомощности.

Мужчина с рулоном клейкой ленты без труда отбил мои слабые руки и наотмашь ударил по лицу. Я повалился на пол. Застыл, ощупывая языком онемевшую скулу, чувствуя во рту кислый привкус крови. Один из бородачей дёрнул меня за руку, поднимая на ноги. Я словно в тумане увидел лицо другого, того, кто нанес удар, и попытался сосредоточить на нём взгляд.

— Итак, — сказал он, — приступим к делу.

Я выбросил вперед свободную руку, пробуя выцарапать ему глаза. Подготовка чрезвычайных посланников сделала движения быстрыми, позволила ногтям стремительно выпрыгнуть в сторону цели, но точности мне не хватило. Я промахнулся. Всё же два ногтя впились бородачу в щеку, оставляя кровавые полосы. Вскрикнув, он отскочил назад.

— Ах ты мерзкая сучка! — выругался он, ощупав рукой щёку и увидев на ладони следы крови.

— О, пожалуйста, не надо, — с трудом выдавил я, двигая неонемевшей стороной скулы. — Неужели вы собираетесь придерживаться этого глупого сценария? Лишь потому, что на мне надето вот это…

Я испуганно осёкся. Лицо бородача расплылось в довольной ухмылке.

— Значит, ты не Ирена Элиотт, — заявил он. — Что ж, начинаем делать успехи.