Такие люди были раньше

— Просторнее, — поддержала ее Зельда.

— Они здесь в субботу будут тан… — Но Зельда подмигнула маме, и та замолчала.

— Лучше, просторнее!.. Что еще за новшества?! — взорвался глава семейства. — Для меня хорошо и просторно, как раньше было. Тоже мне, выдумали! Чего вам не хватает? Ну-ка быстро взяли и расставили все по своим местам! Пусть стоит, как стояло, слышите?

— Чем ты недоволен? — попыталась вступиться мать.

— Поговори мне еще! — рявкнул Гершон. — Не хочу таких новшеств! Сказал же, пусть стоит как стояло…

1903

Опоздал

Скудный урожай хлеба, который Аитош снял со своего клочка земли, он уже давно со старшим сыном, восемнадцатилетним Сергеем, обмолотил, смолол на двухколесной водяной мельнице неподалеку и спрятал на чердак — запас на зиму. Но один пуд ржи ссыпал в мешок, завязал веревкой, положил в телегу и повез в местечко продавать. На рынке евреи один за другим подходили, ощупывали мешок и спрашивали: «Чего маешь на проданье?» — на что Антош не без гордости отвечал: «Жито».

А евреи торговались и торговались, взвешивали и взвешивали своими безменами и предлагали от сорока копеек до полтинника. Выслушав цену, Антош чесал в затылке и требовал пять злотых. Потом снизил до четырех, но на этом заупрямился и, сколько бы перекупщики ни торговались, повторял:

— Четыре злотых!

Однако вечером, когда площадь опустела и больше никто к нему не подходил, он сдался и уже рад был отдать за пятьдесят копеек.

Единственный оставшийся на рынке перекупщик, Коротышка Хонан, который уже потратил почти всю наличность, подошел и вполголоса предложил:

— Три злотых, коли хочешь.

И Антош, с досадой махнув рукой, уступил: самому надо было много чего прикупить, а иначе хоть домой не возвращайся. Услышав, что Антош согласен, Хонан возликовал: покупка сулила ему десять копеек чистой прибыли. И в тот же миг сердце сжалось от тревоги: а ну как удача уплывет из-под носа. Ведь за день Хонан растратил весь свой невеликий капитал. И все же, не теряя надежды, он велел везти мешок к амбарчику, где держал свой товар. Там, у амбара, он сговорился с другим перекупщиком, побогаче, тот отсчитал деньги, и Антош получил три злотых. Он внимательно осмотрел их, несколько раз спросил: «Чи не фальшивы?», и, когда оба компаньона уверили, что это настоящие, хорошие деньги, Антош спрятал монеты за пазуху и отправился к корчме. Там он привязал лошадь к крыльцу и пошел за покупками.

Он купил два горшка соли, которую Антошиха наказала ему привезти ради всех святых, три пачки махорки по восемь грошей, пару фунтов мыла по шесть копеек и связку бубликов — гостинец для младшеньких, а на оставшиеся пропустил в корчме шкалик, от которого и вовсе приободрился.

— Пуд жита продал! — уже изрядно навеселе, похвастался он перед мужиками. — Ошукали жиды: три злотых дали… Мало!

Один мужик, куда богаче Антоша, бросил на него презрительный взгляд:

— Что пуд жита! Я десять продал. Понимаешь? Десять!

Антош посмотрел на него с завистью, хотел что-нибудь ответить, но в его слабой голове уже слегка шумело, и он лишь скривил рот. Из корчмы он вышел грустный, хотя только что был весел. Забрался в телегу и покатил домой, в деревню за пять верст от местечка.

*

Миновал месяц. Близилась осень, дни становились все короче, ночи все длиннее, и в тесной хате Антоша по вечерам уже надо было зажигать лампу, но глиняный кувшинчик, три года назад купленный у гончара за восемь грошей, давно пересох, а купить керосину было не на что. Мало того, соль тоже вся вышла, мыла остался маленький кусочек, и махорки — на пару дней. Антош скреб в затылке, сплевывал и ворчал:

— Соли нема, мыдла нема, махорки нема, ничего нема. Кепский интерес…

Заработать было негде. В деревне жил единственный еврей, такой же бедняк, и Антошу осталась последняя надежда: перед праздником Сукес нарубить полную телегу еловых веток для шалашей, отвезти в местечко и продать за пару двугривенных. Он делал так уже несколько лет, с тех пор как приобрел лошадку, за которую заплатил на ярмарке шесть рублей.

После Рошешоно он стал каждый день выпытывать у еврея, который жил в деревне: когда у вас Кущи?

— Еще не скоро, — отвечал тот.

— Але коли? — не отставал Антош.

И однажды, думая о своем, еврей рассеянно сказал:

— Еще тыдзень!

Через неделю, значит.

Но на самом деле до Сукес осталось только пять дней. Антош решил, что повезет ветки за два дня до «Кучек», а это был уже первый день праздника.

Антош встал ни свет ни заря, позавтракал краюхой черного хлеба, макая ее в соль, которую сам растолок в ступке, запил кружкой холодной воды, запряг некормленую, сонную лошаденку, взял топор и поехал в ближний лесок.

Он рубил колючие ветки, выбирая погуще и подлиннее. Думал: «Чем лучше товар, тем быстрее продам!» Зеленая гора на телеге росла и росла. Он рассчитывал выручить три злотых, не меньше, и ему все казалось, что еще мало. И он рубил, рубил и складывал ветки на телегу.

II вот телега нагружена. Антош обошел ее кругом, осмотрел.

— Довольно будзе! — сказал себе вслух и взял лошадь под уздцы.

Но, пройдя пару шагов, остановился, снова посмотрел и вдруг испугался: