Такие люди были раньше

Вскоре я заметил, что один из офицеров тоже на меня смотрит. Его взгляд встревожил меня. Изо всех сил я старался отвести глаза. Какое мне до них дело? Даже их дама, насколько видно издали, очень симпатичная, голубоглазая блондинка, меня не интересует. Но все равно я украдкой посматривал на них, и вдруг офицеры переглянулись, и второй тоже повернулся ко мне.

А потом и дама посмотрела на меня через лорнет.

Я слышал немало историй, как сурово офицеры поступают со штатскими, если те осмеливаются обратить внимание на их дам. Вспомнились разные неприятности, которые из-за этого происходили. И, чтобы избежать инцидента в чужом городе, я постучал вилкой по бокалу, подзывая официанта.

Думаю: «Надо спасаться, и как можно быстрее».

И все равно не могу себя пересилить, опять смотрю на их столик. Вижу, офицеры о чем-то горячо спорят, один совсем разошелся. Чувствую, что из этой истории мне уже не выпутаться. Снова стучу по бокалу, чтобы поскорей расплатиться и сбежать.

А сам опять на них смотрю: интересно, они действительно обо мне говорят или нет.

Судя по всему, обо мне, причем ничего хорошего. И вот один офицер помоложе, на вид, кажется, человек незлой, встает и явно хочет направиться в мою сторону. Стучу по бокалу сильнее.

Подходит официант. Отсчитываю деньги и опять бросаю взгляд туда, на своих неприятелей. Может, теперь-то они убедятся, что я ничего дурного не замышлял.

А у них там, слышу, бурная дискуссия. Молодой все порывается встать, а второй офицер и дама его удерживают.

«Горячий парень!» — думаю.

Встаю из-за стола и вижу, что молодой офицер уже шагает ко мне, позвякивая саблей и шпорами.

В жизни этого момента не забуду! Я тогда почувствовал, что у меня волосы со страху седеют.

И вот он стоит передо мной.

— Майн герр…[128] — начинаю, и вдруг он говорит:

— Энтшульдиген зи, зинд зи нихьт герр…[129]

И называет мое имя.

У меня душа в пятки ушла. Он уже знает, как меня зовут! Лучше бы сказать, что он обознался, но, прежде чем я успеваю принять решение, у меня вырывается:

— Да…

Стою и жду, что сейчас начнутся большие неприятности. Вот она, катастрофа.

Но офицер ведет себя спокойно. Приветливо улыбается и спрашивает, можно ли пригласить меня к ним за столик. Офицер был бы рад представить меня даме…

Гм! К ним за столик… Даме представить… Он хочет посмеяться надо мной. Я чувствую себя оскорбленным, но вида не подаю, опять смотрю на даму, а она как раз на меня смотрит. Ее добрый взгляд меня немного успокоил. Немного, но не совсем.

Но тут офицер наконец-то все объяснил:

— Это ваша поклонница. Я перевел пару ваших стихотворений, и ей очень понравилось.

Это явь или сон? Невероятно! Значит, эти офицеры — евреи. И не просто евреи, а один из них еще читает и переводит еврейские стихи.

Я сел к ним за столик. Офицер представил меня своему товарищу и даме. Придя в себя, я спросил:

— Откуда вы меня знаете?

— О, я имел удовольствие слышать ваше выступление в Лемберге. Тогда я еще не был офицером.

Он достал из кармана листок бумаги и прочитал два моих стихотворения в переводе на немецкий. Голубоглазая дама была в восхищении.

Не скажу, что я пришел в восторг. Офицер выбрал не лучшие стихи, и переводы оказались так себе.

Но я не стал критиковать. Господи, разве можно критиковать офицера, даже если он твой брат?

Вот так, друзья, — закончил поэт, — мой идеал осуществился даже в большей степени, чем я представлял себе в детстве. Правда, это случилось в чужой стране. У нас, в смысле там, где я родился, эта история с офицерами закончилась бы совершенно иначе. А вы как считаете?

И поэт горько улыбнулся.

1915

Лопнувшая струна

Недавно я встретил своего старого друга, любителя скрипичной музыки. Мы поздоровались, и, чтобы сделать ему приятное, я спросил:

— А как ваша скрипка поживает?

Он всегда улыбался, если его спрашивали о скрипке, но в этот раз только вздохнул.

Я удивился и даже заволновался:

— С ней что-то случилось?

— Нет, со скрипкой все в порядке, — успокоил меня друг, — а вот со струнами беда.

Мне стало любопытно:

— Что же за беда со струнами?

И вот что он мне рассказал.

— Наверно, вы знаете, что струны привозят из Германии. Я всегда покупал их в магазине музыкальных инструментов герра Фишера. Он уже далеко не молод и приехал сюда много лет назад. Чтобы доставить ему удовольствие, я говорил с ним по-немецки, хотя я не бог весть какой «немец». Он считал, что я неплохо знаю язык, и относился ко мне по-дружески, не как к покупателю, а как к своему человеку, и часто делал мне комплимент: «Вы великолепно говорите по-немецки!» При этом он сетовал, что немецкие дети, родившиеся в Америке, стыдятся разговаривать на немецком языке, самом прекрасном языке на свете.

По дружбе он всегда оставлял мне лучшие струны. Поставив их на скрипку, я играл восхитительные пьесы немецких композиторов. Чтобы струна лопнула во время игры, бывало очень редко. Это были надежнейшие струны, и если я часто покупал их, то лишь потому, что играю очень много, и струны снашиваются естественным образом.