Такие обстоятельства

Нет, я не пущу его в мой собственный мир. Чтобы в нашей квартире остались его мокрые следы. Необходимо хранить память о знаковых местах. Для меня это потухший вулкан Кара-Даг, бухты Сердоликовая и Пуцелановая у подножья его. Разноцветье воды с крохотными пляжами. Встречающиеся полудрагоценные камешки. Сердоликовые слёзы, вкраплённые в прочую породу, отличались прозрачностью и чистотой, радующими глаз, а контрастирующая остальная порода крепка. Очистить от неё не всегда удавалось. Точнее удавалось лишь в редких случаях и считалось, что повезло. В память об этих местах я вожу теперь с собой сувениром зелёный кусочек лавы, обточенный водой.

«Черепахой» мы называли крохотный островок вблизи Судака, на котором мы с десятилетним сыном проводили свое курортное время. В подводной части островка были пустоты и обследуя их, я решился проплыть подводным лабиринтом «Черепаху» насквозь. Плыл насколько хватило воздуха и почти на выходе застрял. Вернуться обратно я не мог, воздух был на исходе. Рванулся вперёд без уверенности, что сузившийся проход пропустит. Мне повезло, я избежал плена «Черепахи».

Для меня это стало примером, как могут рядом сосуществовать разные миры? Но они сосуществовали с возможностью перехода, что в жизни сплошь и рядом.

А шефа продолжал жить среди молний. Его проколы были, как говорят, на грани фола. На слуху была история с Ириной, «комсомолкой, спортсменкой и просто красавицей», а к тому же женой зама начальника отдела, что и стало причиной его последнего гонения.

С Украины он привёз прокуроршу и биологиню. Он повсюду подбирал свои кадры. Протеже помнили добро. Случилась история с продажей бортовых фотографий за границу, через АПН. Коммерческая деятельность тогда на корню пресекалась. То, что затем считалось доблестью, каралось.

Он был в деле этом замешен краем, а бывшая прокурорша, пристроенная в наш юридический отдел, помогла. Биологиня пристроилась по части бортовых биоэкспериментов, удачно вышла замуж и адаптировалась в здешней среде. В благодарность за стартапы шефу помогали.

Его в это время заинтересовал искусственный интеллект. Возможность заменить искусство техникой. Он отыскал умельца на Новом Арбате с его нехитрым бизнесом, который это подтверждал. Умелец фотографировал клиента, затем проецировал негатив в темной комнате на холст и закрашивал светлые места, что в жизни наоборот – тёмные, и получался портрет. Похожий. Такое можно было поставить на поток- «Изготовление личных портретов». Без вдохновения. Техника на грани фантастики.

Для шефа страна выглядела индивидуальным полем, с которого можно собирать бесконечный урожай. Он был моим антиподом по части творчества.

Ностальгия была по старому. Времени Королёва. При Мишине пауза по инерции. Казалось, так же и не так. Следом Глушко. Амбиций полон рот. Перестроились, и важным проектам вроде дали зелёный свет, но тяга не та. Разбрелось собранное в кулак, в развал пошло.

Нелегка взрослому смена уклада, всего того, что случилось с нами на нашем веку. Появились ростки непривычного, того, что трудно отнести к приключению. Смотришь и сомневаешься – выдюжу ли? Впрочем, нашли и спасительную воду и окунулись в неё с головой. Как много появилось предпосылок для интриг.

В лаборатории появлялись новые люди. За бывшим столом Викто́ра приютился временно специалист из ядерщиков. Результатом кадровых перемещений. Это был отёчный еврей, сжигаемый жаждой выдающегося технологического открытия. Всерьез его у нас не воспринимали. Считалось, что есть такая общая болезнь переоценки своих сил. Все это понимали и даже сочувствовали: «Мол, пройдёт». У тех, что были на виду, такое состоялось, и они сочувствовали тем, кто этим обделён. Считалось, сделал открытие, выращивай его, внедряй, а дальше, как получится. Мы его выслушивали и старались поддержать.

– Да, тут такое дело, – растеряно поведал мне он, – есть возможность, но он (шеф) не желает выслушать меня.

Мне он полностью доверял и полагался на меня. У его родственника в мытищинском филиале МИСИ пустуют помещения, которые следовало бы сдать внаём или сбагрить с рук. Институту они обузой.

В тот раз мне показалось, что шеф был совершенно стёрт в порошок. Досталось ему, и он способен сдаться. Хотелось его ободрить и поддержать, и я изложил идею. «Нечего выступать по мелочи. Создадим Центр международных нагрузок. Без всяких липовых ИКИ, в Мытищах, рядом с филиалом МИСИ и стрельбищем «Динамо», в стороне и под боком предприятия. Приёмный анклав – Международный Центр полезных нагрузок со всеми вытекающими из этого возможностями. Поможем отрасли в лихолетье удержатся на плаву и выдвинемся во гран угла».

Поначалу шеф недоверчиво слушает меня. Он себе на уме, и голова его занята иным. Но я красноречив, и он увлёкся идеей и берётся убедить начальство.